Далее Вишневский скрупулезно записал сталинские высказывания о Зощенко. О его рассказе «Приключения обезьяны»: «Рассказ ничего ни уму, ни сердцу не дает. Был хороший журнал «Звезда». Зачем теперь даете место балагану?..» О другом журнале: «Появлялись у вас в «Ленинграде» замечательные вещи, бриллианты, но почему теперь нет? Что, материала мало?..» О Зощенко: «Человек войны не заметил. Накала войны не заметил. Он ни одного слова не сказал на эту тему... Почему я недолюбливаю Зощенко? Зощенко – проповедник безыдейности... и советский народ не потерпит, чтобы отравляли сознание молодежи... Не обществу перестраиваться по Зощенко, а ему надо перестраиваться, а не перестроится, пускай убирается к чертям».
«А Анна Ахматова? Что у Анны Ахматовой можно найти? Одно, три стихотворения... У нас журналы не частные предприятия... Наш журнал – журнал народа. Он не должен приспосабливаться к Ахматовой. Нам надо воспитывать новое, бодрое поколение, способное к преодолению любых трудностей...»
Вождь дал команду «фас!» И первым оскалил зубы драматург Всеволод Вишневский. Уже на следующий день, 10 августа, в газете «Культура и жизнь» появилfсь его статья «Вредный рассказ Мих.Зощенко». Встречаясь с американскими журналистами, в том же августе, Вишневский говорил: «Толкуют о Зощенко... Кто он такой? Офицер царской армии, человек, который перепробовал ряд профессий, без удач и толка и начавший в 1922 году писать сатирические рассказы... Они в ту пору били мещан, обывателей... Но потом в стране произошли грандиозные изменения. Страна в 9 раз удвоила свой индустриальный потенциал!.. А Зощенко, замкнутый, угрюмый, стареющий, всё продолжал писать свои сатиры... Это надоело... Это раздражало...»
Но это частное высказывание, вдохновленное решением сверху. А постановление ЦК уже расставило все точки над i. Советскую литературу мгновенно подморозили и отбросили назад. Находящемуся в Париже Илье Эренбургу Николай Тихонов рассказывал, как Сталин заявил, что Ахматова и Зощенко – «враги». Жданов выступил в Ленинграде перед писателями. Он говорил о Зощенко: «пошляк», «пакостничество и ерничество», «пасквилянт», «бессовестный литературный хулиган». Об Ахматовой: «поэзия взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и молельной». «Удивительно было многое...» – отмечал Эренбург в своих мемуарах «Люди. Годы. Жизнь».
Сегодня мы знаем больше, чем знали тогда. Постановление о литературе имело отнюдь не литературную подоплеку, а политическую, и отражало аппаратную интригу: технократов-прагматиков (Берия, Маленков) против ленинградцев-русофилов (Жданов, Кузнецов, Вознесенский). Жданов был поставлен в такое положение, что был вынужден не только рявкнуть на писателей и на всю интеллигенцию, но и нанести удар по своим. После чего началась адская кампания против «раболепствующих перед Западом антипатриотов», то бишь космополитов.
Примечательно, что ошельмованные Ахматова и Зощенко в некотором смысле попали под удар случайно: нужны были знаковые имена, а они под литературные репрессии подходили почти идеально. Имена, а не жизни. Их не арестовали, не сослали, не расстреляли. Просто отлучили на некоторое время от литературы. Ахматова выдержала удар, не сломалась. А вот Зощенко сломался, что и привело его к ранней смерти.
Михаил Зощенко никак не мог понять, почему его пинали ногами и власть, и коллеги. Он спросил могущественного Фадеева, в чем дело, тот ответил: «На тебя обиделся сам хозяин: писать надо непременно ему». И Зощенко написал письмо Сталину: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Я никогда не был антисоветским человеком...» И в конце письма: «Я никогда не был литературным пройдохой или низким человеком, или человеком, который отдавал свой труд на благо помещиков и банкиров. Это ошибка. Уверяю Вас».
Спасая мужа, и Вера Зощенко обратилась к Сталину с пространным письмом:
«Цель моего письма – чтоб Вы поверили, что Михаил Зощенко никогда не был и не мог быть антисоветским человеком, пошляком и грязным пасквилянтом, что дело всех честных советских людей – и его дело, в котором он кровно заинтересован, что он всегда думал, что своим трудом приносит пользу и радость советскому народу, что не с злорадством и злопыхательством изображал он темные стороны нашей жизни, а с единственной целью – обличить, заклеймить и исправить их.
Цель моего письма – чтобы Вы, кого я так высоко ставлю, мнением кого дорожу, как святыней, знали правду.
Я ничего не прошу, потому что просить нечего...»
Письма не помогли. Вполне возможно, что вождь даже не удосужился их прочитать. А тем временем пункт постановления ЦК «прекратить доступ в журнал произведений Зощенко, Ахматовой и им подобных» начал активно осуществляться. Кислород был перекрыт.