6fe33687fe1e42e8f005473e4c927e62

- Господи, вы ведь всё знаете о ее прошлом! – прошипела она, выплевывая слова, словно отравленные стрелы. – Вы знаете, кем она была во Франции. Сколько любовников у нее было и как она выжимала из них деньги и драгоценности в надежде, что какой-нибудь богатый и старый дурачок с родовитой фамилией женится на ней, сделав ее уважаемой леди. Но я никак не думала, что среди этих глупцов, позарившихся на ее потрепанные прелести, окажетесь вы. Вы же глава нашей семьи! Если кто-то узнает о том, что эта женщина была здесь, разгорится скандал. Все газеты только и будут делать, что писать об этом. Однако позор падет не только на вас, но на всех нас. И какой позор! Пострадаем мы все. Я понимаю, что вам все равно, что будет со мной и мамой – вы всегда относились к нам со снисходительным терпением. Но бабушка! Вы подумали о ней? Как она переживет этот ужасный скандал? В ее-то возрасте! И, зная все это, вы на центральной улице, на глазах у всех усаживаете ее в свою машину и привозите не куда-нибудь, а сюда, в загородное родовое поместье. Да это же все равно, что самому дать объявление на первой странице «Чикаго ньюз»! И теперь каждый, – Элиза повысила голос, подчеркивая значимость своих слов, – каждый в Чикаго – начиная от глав уважаемых семейств и заканчивая последним оборванцем – будет шептаться о нас, тыкать в нас пальцем и смеяться у нас за спиной, мешая наши имена с именем этой парижской шлюхи! Если вы хотели унизить нас, то вы своего добились. Вряд ли можно придумать большее оскорбление, больший позор. Надеюсь, вы довольны? – последние слова были произнесены горьким свистящим шепотом, в котором явственно слышались слезы. Слезы боли, унижения и бессильной ярости.

Но на Альберта этот исполненный драматизма монолог, казалось, не произвел впечатления. Еще раз смерив девушку невозмутимым взглядом, он вскинул голову, отчего подбородок упрямо выпятился вперед, придав его лицу холодно-надменное, почти высокомерное выражение.

- Во-первых, мисс Лэганн, я бы советовал вам сменить тон, – произнес он с каким-то почти неестественным спокойствием и равнодушием, отчего его слова прозвучали резко, холодно и жестоко, словно свист кнута в тишине, располосовав ее на ошметки. – Как я говорил вам сегодня утром, я не люблю, когда кто-то вмешивается в мои дела и мои решения. Даже если это кто-то из родственников и им движут самые лучшие побуждения. Как вы верно заметили, я – глава семьи. И я не потерплю, чтобы кто-то в моем же собственном доме указывал мне, что и как делать! Я всегда действовал и буду действовать так, как сочту нужным. И только я буду решать, кто имеет право находиться под крышей моего дома и под покровительством моей фамилии. И никак иначе. Если мне когда-нибудь потребуется ваш совет, я сообщу вам об этом. В противном случае я буду вынужден пересмотреть данное вам разрешение посещать Лэйквуд. Во-вторых, – продолжил он тем же не терпящим возражений тоном, – никакого скандала не будет! Да, Шанталь была здесь сегодня. Да, ее привез сюда я. Но и только. Мне плевать, кто и что были в ее прошлом. Оно меня не касается, как, впрочем, и она сама. Между мной и этой женщиной ничего нет. Вряд ли она когда-нибудь еще появится в этом доме. А если кто-то и начнет строить какие-то догадки, то скоро все слухи улягутся сами собой, не получив должного подтверждения. Таким образом, ни честь семьи Эндри, ни честь семьи Лэганнов не пострадает. Что же касается тетушки, то тут, пожалуй, вы правы – ей будет крайне неприятно услышать об этом… – Альберт замялся на секунду, подбирая слово, – …инциденте, – наконец продолжил он. – Но тетушка достаточно сильная и волевая женщина и, уверен, достойно перенесет те несколько неприятных моментов и вопросов, которые могут возникнуть. ЕСЛИ – старательно подчеркнул он, – они возникнут, разумеется. Потому как я не уверен, что хоть одна уважаемая газета решится опубликовать что-нибудь касающееся нашей семьи, не удостоверившись в подлинности фактов. Им не нужны неприятности. К тому же, их репутация сильно пострадает, если глава семьи Эндри обвинит их в клевете. Нет, они будут искать подтверждения, а когда не найдут его, то предпочтут замять дело, решив, что ошиблись. Бульварные же издания моя уважаемая тетушка игнорирует. Как и все почтенные жители Чикаго. Таким образом, тетушка попросту ничего не узнает, если только кто-то… – он снова сделал паузу и внимательно посмотрел на нее, – …не расскажет ей.

- Разумеется, я ничего не скажу! – Элиза не стала делать вид, что не поняла столь откровенного и прямого намека на собственное беспардонное вмешательство, но предпочла не заострять на этом внимания и не разыгрывать оскобленную в лучшем порыве невинность, интуитивно чувствуя, что сейчас не время и не место для такого спектакля. – Я вовсе не хочу расстраивать бабушку. Ей и без того хватает неприятностей. Взять хотя бы эту историю с Нилом.

Альберт удовлетворенно кивнул.