7 проз

В этот момент произошло то, о чем потом долго толковал и перезванивался московский монпарнас. Поймали вора. Артемьев - с испугом, но и с некоторым фабульным удовлетворением - обнаружил, что в роли вора, конечно, выступил знакомый нам зеленый парнишечка. Неуклюжесть, с которой он засунул под мышку и пытался вынести из галереи мяч на колесиках, увеличила сомнения в правдивости легенды про успешное ограбление банка. Тусовка, притомившаяся жвачкой беседы и порханием от экспоната к экспонату, обрадовалась развлечению, облепила парнишечку и заголосила на все лады. Вырвалась из чьих-то рук и раскатилась по паркету стеклярусом фиолетовая звезда. Парнишечка испуганно выл, мелко крестился, но добычи не отпускал.

- Отдайте, отдайте, - плакал парнишечка. - Вам не нужно, отдайте мне.

- Бей вора! - пошутил вдруг из стремительно развешенных динамиков густой бас, и тусовка, весело хохотнув, угрожающе воздела невесть откуда взявшиеся дреколья и вилы.

В центре событий вспыхнул взъерошенный мужичонка, умело разорвал на груди тельняшку, выхватил газовый пистолет и заорал:

- А ну! Кто тронет парнишечку, будет иметь дело со мной!

Толпа на секунду отхлынула, но в следующее мгновение несколько ценителей современного искусства - из тех, что покрепче, - навалились на противников, скрутили их, легко отобрав и мяч, и пистолет.

Худой, непомерно длинный узбек в бороде, завязанной морским узлом, прижал к впалой груди спасенный экспонат и гневно заперечислял, сколько стоит эта работа в долларах, марках и японских иенах.

- Гоните их к чертовой бабушке! - приказал радиобас.

Погнали.

Бритый точильщик, покинувший ради такого дела свой пост, неожиданно запустил в мою сторону заскорузлый указательный палец:

- Этот с ними был... Этот волосатый был с ними...

Вернисаж снова вскипел; возгласы "Гнать! Бить! С ними!" реяли надо мною, как первомайские транспаранты, прямо перед глазами промелькнули ржавые зубцы вил, намекавшие на декадентски-романтически пошлую развязку: ржавым на фоне сверкающего, плавного, праздничного; разъяренная толпа - из милой, дружелюбной интеллектуальной вечеринки... Пуще всех орала претендовавшая на Анну расплывчатая фигура. Меня потащили к дверям. Анна успела шепнуть:

- Ровно в полночь на прудах, на скамейке, где нарисован большой желтый круг... Ровно в полночь, ни секундой позже...

Насчитав семь ступенек, я ткнулся носом в асфальт. Мужичонка и парнишечка помогли мне подняться; троица бросилась в темноту.

- Они мучают его, мучают, - приговаривал парнишечка на бегу. - Он им не нужен... Он такой заброшенный, сирый... Как я. Я бы его любил... я хочу любить... А они злые.

Впереди вдруг возникла маленькая черненькая старушонка на костылях. Она протянула к нам руки и заворковала:

- Ребятишки, не погубите, не нужны вы мне... Это они все, авангардисты вонючие... морганисты-педерасты, мухолюбы-человеконенавистники... Идите с богом...

- Кто это? - спросил парнишечка.

- Чертова бабушка, - не оборачиваясь, бросил мужичонка.

"Большой желтый круг... Полночь... - ухало во мне. - Пруды... Анна..."

И когда мужичонка резко остановился, а мы с парнишечкой, не справившись с тормозами, врезались друг в друга и с трудом удержались на ногах, я увидел прямо перед собой скамейку, посередине которой был нарисован большой желтый круг. Я обернулся - за спиной черно плескались пруды.

Мужичонка жестом усадил нас на скамейку. Я поднес к глазам часы: двадцать два с хвостиком... Почти два часа. Мужичонка с показным подобострастием засеменил к приближавшемуся милицейскому патрулю. ЭРИ-72 ритмично путались в ногах стражей порядка. Мужичонка долго беседовал с ними, много и живописно жестикулируя. Наконец, один из патрульных вытащил что-то из-за пазухи. Мужичонка радостно притопал к нам, имея в руках початую бутылку портвейна.

- Знакомые ребята, - довольно сказал мужичонка, - из девятнадцатого. Свое отдали... Человек человеку друг, если его хорошо поскрести. Не поскребешь - так вражина, да из лютейших.

Первым он дал отхлебнуть парнишечке, который стучал зубами, всплакивал и крутил свою пластинку:

- Я между тем полюбил его всячески... Он такой милый, нежный, никому не нужный мяч на колесиках... Мы бы взяли его к себе жить? Взяли бы?

- Да, конечно, - мужичонка поглаживал парнишечку по голове бережно, как ребенка. - Да мы и возьмем. Сегодня же ночью пойдем и спасем его. Уж как-нибудь унесем. Там и сигнализации вроде нет. А заметут - так увезут в восемнадцатое, а мы скажем, что нас взяли у ЦУМа, нас отвезут в девятнадцатое, а там ребята знакомые, добрые. Они поймут... Будет твой мячик жить с нами.

Парнишечка рассмеялся - негромко и подозрительно чисто.

Я вдруг вспомнил историю, имевшую быть, когда я жил в городе Пензе и владел небольшой собакой.