7 способов соврать

– Я правда начал читать, – оправдывается Мэтт. – Честное слово. Пятнадцать песен уже прочитал.

Тон у него до того настойчивый, словно объем прочитанного – единственное, что отделяет нас от преисподней. И в лице его появляется напряженность: уголки тонких губ как будто затвердели.

– Я тебе верю, – отвечаю я, склоняя голову.

– Ладно. – Мэтт помахивает листком. – Ладно. Я… как-то так.

Я долго смотрю на плакат, думая совсем не о презентации.

– Слушай… э-э-э… – начинаю я.

Мэтт встречает мой взгляд. Я никогда не видела таких ясных карих глаз. Они у него как темный мед или янтарь, пронизывающе яркие в самой середине. Грудь сдавило.

– Я хотела поблагодарить тебя, – продолжаю я, – за то, что выслушал меня в четверг. Я… вот.

Мэтт замирает, застывает. Я затаив дыхание молюсь про себя, чтобы он не выказал пренебрежения. Ведь тот наш разговор, тихий, спокойный, ночной, когда мы вдруг стали откровенны до предела, не был пустой болтовней. Не знаю, почему я упомянула про маму, отражая его выпад, но он не стал язвить. Напротив, рассказал кое-что о себе, и это, мне кажется, заслуживает благодарности.

– Я… – Между его прямыми бровями прорезается морщинка. – Я… мне понравилось… – Он не заканчивает фразу.

– Да, мне тоже, – говорю я.

Мэтт широко улыбается, так что щеки превращают его глаза в два полумесяца.

– Ладно. – Я прокашлялась. – Давай-ка за дело.

И на протяжении двух часов мы вырезаем из оранжевой бумаги языки пламени, выписываем цитаты, отбираем персонажей из каждого круга, составляем списки грехов и добродетелей.

Работаем мы в тишине, которую лишь изредка нарушает ворчание холодильника. Иногда мы склоняемся над плакатом голова к голове, так что я слышу его тихое дыхание. А еще меня отвлекают его смуглые руки, лежащие на столе, и я невольно смотрю на его шишковатые запястья и тонкие волоски, убегающие к локтям. Нас обволакивает странная атмосфера близости: мы вдвоем сидим в уголке кухни, работаем в тишине, и я чувствую себя более комфортно, чем следовало бы.

Клэр Ломбарди

В полдвенадцатого ночи меня будит звонок. Мгновенно проснувшись, я хватаю мобильник и, щурясь, всматриваюсь в дисплей. Голубой свет в темноте режет глаза.

– Джунипер? – отвечаю я. – Что такое? Что-то случилось?

– Клэр, – поет она. – Клэр ясная, распрекрасная. Клэр, Клэ-Клэр, Клэр, Клэ-э-эр. Мы балдеем, и нам тебя не хвата-а-ает.

Закрыв глаза, я снова залезаю под одеяло. Значит, все нормально – просто позвонила по пьяни. Не знаю, какое чувство пересиливает: облегчение или раздражение.

– Джунипер, мне нужно выспаться, – говорю я.

И незачем мне напоминать, как им весело без меня. Неужели нельзя проявить хоть чуточку такта? Или я требую слишком многого?

– О нет! – восклицает Джунипер. В трубке раздается шорох. Я слышу, как она докладывает Оливии: – Я ее разбудила.

– Молодец, ничего не скажешь, – укоряет ее Оливия. – Полдвенадцатого ночи.

– Джуни, – спрашиваю я, – сколько ты выпила?

– Что-о-о? Выпила? За это не волнуйся, – отвечает Джунипер. – Вообще не бери в голову. Ясно?

Я хмурюсь, обкусывая ноготь большого пальца. В трубке слышится какая-то возня, чей-то приглушенный протест. Потом голос Оливии:

– Привет.

– Оливия, привет. Объясни, пожалуйста, что там у вас происходит?

– Джуни выпила лишнего, и ее стошнило, поэтому я осталась у нее ночевать. Мы посмотрели «Дорогу на Эльдорадо», а теперь Джуни требует, чтобы я поставила ей «В поисках Немо».

Я представляю, как они сидят перед телевизором в гостиной Джуни, уютно устроившись на пушистом ковре. Во мне копится раздражение.

– А почему она пьет?

– Не знаю. Захотелось. Прости за поздний звонок. Я знаю, что тебе рано вставать.

– Да ладно, чего уж теперь. – Я сажусь в постели, смирившись с тем, что меня разбудили. – Просто… я думала, вы от души развлекаетесь, а она вторую неделю кряду напивается. Думаешь, у нее проблемы?

– Ни о чем таком она не упоминала, – отвечает Оливия. – Но… да, ты права, она ведет себя странно. Я собиралась ее расспросить, но пришлось убирать блевотину – не до того было.

– У-у-у.

– Вообще-то хорошо, что ее стошнило, да? Очистила организм.

– Это помогает?

– Наверно, – говорит Оливия. – Наука! – В трубке заорала реклама. Голос Оливии становится тише. – Джуни, поставить «Немо»? Сейчас принесу одеяла.

– Слушай, Дэн еще что-нибудь тебе писал? – любопытствую я, сама недоумевая, зачем подняла эту тему. С Оливией не стоит вести разговоры о парнях.

– Нет, слава богу, – отвечает она. – Зато Ричард Браун как-то раздобыл мой телефон, и теперь приходится с ним разбираться. Хотя я ясно дала понять, что он мне до лампочки.

– Пользуешься популярностью, – замечаю я.

– Это не всегда приятно.

Я вздыхаю. Ее коронная фраза, словно ей совершенно не льстит, что парни проявляют к ней интерес.

– Я серьезно говорю, – настаивает Оливия. – Или, по-твоему, я хвастаюсь?

– Не знаю.

Я впиваюсь зубами в ноготь большого пальца. Девчонке, обделенной вниманием парней, это трудно не воспринять как хвастовство.