Читаем 7 способов соврать полностью

– Флирт – это одно дело, – объясняет Оливия. – А если парни не оставляют меня в покое даже после того, как им прямо сказано, что они мне неинтересны? Это означает одно: они слышали, что я бросаюсь на шею всякому, кто удостоил меня своим вниманием. Сомнительный комплимент.

– Ну да, – соглашаюсь я, по-прежнему недоумевая.

Если б она перестала спать со всеми подряд, никто бы и не подумал больше домогаться ее, так ведь? И проблема решена. Это же очевидно.

– В любом случае это напрягает, – добавляет Оливия. – Вон как-то раз я послала одного типа, так он в ответ: «Коза драная! Подумаешь! Найду кого-нибудь получше».

Мое смятение как рукой сняло. Во мне закипел гнев. Я не повышаю голос только потому, что в соседней комнате спит Грейс.

– Я… что? Неужели прямо так и сказал?

– Ой, не бери в голову. Он был пьян, так что…

– Кто-то из наших знакомых?

– Нет, разумеется, – отрицает Оливия. – С подобными козлами я знакомств не вожу. Это я все к тому, что никогда не знаешь, на кого нарвешься. Скажешь парню: извини, ты мне неинтересен – так один паникует и злится, другой тут же превращается в сволочь.

– Я… окей, – мямлю я, начиная видеть ситуацию ее глазами. Не знаю, почему мне не хочется с ней соглашаться. Я ведь не хочу обвинять Оливию во всех смертных грехах. – То есть… понятно.

Я слышу, как подруга с чем-то возится, – очевидно, с одеялами.

– Пока, – прощается она. – Мне надо позаботиться о нашей ненаглядной упившейся Джун.

– Спокойной ночи, Лив.

Я ставлю телефон на подзарядку, кладу его на тумбочку и поворачиваюсь на бок, зарывшись в подушку.

Глаза не закрываются. Руки сами собой лезут в рот, и я ловлю себя на том, что опять кусаю ногти. Чтобы поберечь их, я сжимаю ладони в кулаки.

Коза драная. Оливия произнесла это так, будто ей плевать на оскорбление. Сколько раз она слышала такое? Сколько раз ей приходилось отбивать нападки дегенератов, не посвящая в свои проблемы ни меня, ни Джунипер?

Или только тебя она не посвящает, Клэр? – нашептывает мне внутренний голос.

Всё, ни о чем другом теперь думать не могу: меня опять оставили за бортом. Я зажмуриваюсь, ругая себя. Что называется, нашла время.

Кэт Скотт

В три часа ночи с субботы на воскресенье льет дождь. То стучит, то не стучит по стеклу. Спи, велю я себе. Но сон не идет. А ведь на сцене, когда нужно сосредоточиться, мне удается управлять своим сознанием и организмом. Лежа здесь, я не в состоянии забыться, не говоря уже о том, чтобы вылезти из своей головы и скрыться в безопасном прибежище.

Ненавижу ночь. В это время, перед тем как наступает забвение, меня атакуют мысли, которые я гнала от себя весь день, с самого утра. Сегодня вращающийся барабан остановился на теме печали и на том, насколько она банальна. Люди во все времена были несчастны. Только последние лет сто – может, меньше – в обществе укоренилось мнение, что несчастье – это анормальность, что каждый человек имеет право на счастье. Бред собачий. Так не бывает. Готова поспорить, в России времен Григория Веселовского все крепостные, или крестьяне, или кто там еще наверняка пребывали в суперподавленном состоянии – по нашим меркам.

Посему последние три часа я просто лежу. Даже не знаю, что делать…

Слезы мне давно уже не помогают. С некоторых пор по ночам я просто смотрю в окно, пока крепкий сон не сковывает мое сознание, неспокойное, мятущееся, молчащее.


Стук в дверь моей комнаты. Я бросаю взгляд на стену, на часы в стиле ретро, что отец подарил мне на Рождество в седьмом классе. На них цитата из комедии Шекспира «Как вам это понравится»: «И каждый не одну играет роль»[40] – и ниже – маски театра комедии и трагедии.

Часы показывают шесть вечера. Я и не заметила, что день почти на исходе. Слава богу, что есть Интернет. Благодаря компьютерным играм я могу забыться дома, забиться в раковину собственного сознания, после чего наступает приятное оцепенение. В эти выходные я сутками режусь в «Блейд-Х». Несмотря на неудачное название, это отнюдь не дешевое лезвие, а шутер от первого лица с обилием плохо нарисованной крови.

Стук повторяется.

– Да, что? – откликаюсь я, в то время как мой аватар швыряет ящик в металлическую стену. Вываливается блестящий щит, который я цепляю на спину.

Дверь со скрипом приотворяется. Оливия проскальзывает в комнату, закрывает за собой дверь.

– Привет.

– Привет, – отвечаю я, не отрываясь от игры.

– Ты целый день в постели?

– Ага.

– Что хочешь на ужин?

– Я не голодна.

Зря я в пятницу села ужинать с сестрой и отцом. Надеюсь, Оливия не думает, что теперь это будет в порядке вещей. Мое позавчерашнее воодушевление давно улеглось.

– Что за игра? – Она подходит к столу, садится.

– «Блейд-Х».

– Судя по названию, увлекательная.

Я не отвечаю, убирая в ножны клинки, чтобы забраться на водонапорную башню.

– Ты много знаешь людей, которые играют в это? – спрашивает она.

– Игры не оставляют мне времени на социализацию, если ты об этом.

– Понятно, – говорит она. – Только ведь жить в затворничестве не так уж весело.

Перейти на страницу:

Все книги серии 13 причин

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза