Читаем 7 способов соврать полностью

– Да. – Я заглядываю за угол, смотрю на закрытые двери. – Вы действительно намерены опросить каждого ученика? Нас ведь больше тысячи.

– Нас восемь человек, управимся быстрее, чем ты думаешь. – Мама дает мне бланк, на котором сверху написано мое имя. – Отдай это мисс Конрад, когда она тебя вызовет, ладно?

Я усаживаюсь на скамейку с мягким сиденьем между двумя учениками. Пытаюсь не суетиться, считаю квадраты на ковре, чтобы расслабиться. Может, и следует рассказать. Джунипер будет наказана за свои ошибки, ну а я перестану мучиться сомнениями. Моя роль будет исполнена.

– Валентин Симмонс, – вызывают меня из глубин методического центра.

Я направляюсь к последней двери слева, прохожу мимо невысокой нервной девчонки, которую опрашивали передо мной. Аккуратно закрываю за собой дверь и сажусь напротив мисс Конрад, коренастой упитанной женщины с дредами толще, чем мои пальцы.

Она с улыбкой забирает у меня бланк:

– Спасибо, Валентин. Ты сын Сары, верно?

– Да.

– Хорошие гены, – замечает она, разглаживая листок. Щелкает розовой ручкой, выдвигая чернильный стержень. – Итак, я задам тебе несколько вопросов, а ты постарайся ответить на них как можно точнее. Во-первых: слышал ли ты какие-нибудь версии о том, у кого из учителей завязались незаконные отношения с кем-то из учащихся?

– Вы просите, чтобы я передал вам сплетни? – хмурюсь я. – Вы же, наверно, понимаете, что это просто глупые слухи?

– Не уходи от ответа, пожалуйста, – вздыхает мисс Конрад.

– Ну, ребята упоминали доктора Мейерс, но я в это не верю.

– Хм. – Она записывает фамилию доктора Мейерс. – Ну а из учащихся – кто бы это мог быть?

На кончике языка вертится имя Джунипер. Опустив голову, я сдавленно сглатываю слюну:

– Про это ничего не слышал.

– Совсем ничего?

Я смотрю на мисс Конрад. Она не сводит с меня карих глаз. Я заставляю себя выдержать ее пронизывающий взгляд.

– Совсем ничего, – подтверждаю я, даже не вздрогнув.

Мэтт Джексон

В воскресенье во второй половине дня мы с Берком подъезжаем к моему дому как раз в тот момент, когда из него выходит мама. У нее сегодня прием у стоматолога. Она машет мне рукой и говорит:

– Проследи, чтобы Расс не хватал ничего всухомятку, а то он ужинать не станет. Y cierra la puerta[41], а то вчера она оставалась приоткрытой, и к вечеру весь дом выстудило.

Мама, как обычно, награждает Берка вымученной улыбкой, которую приберегает специально для него, потому что, как и все в школе, она считает, что он одевается нелепо. На нем сегодня кожаные штаны в облипку, обтягивающие каждую мышцу на ногах, и нечто мохнатое, вроде как из альпаки, на плечах.

– Удачи у стоматолога, – напутствует ее неизменно учтивый Берк.

Мы входим в дом. Я подпираю дверь плечом, чтобы она плотнее закрылась. Расс сидит на диване. При виде меня он отвлекается от картонной книжки про самолеты и выпячивает губу.

– Привет, Расс, – говорю я. – Берка помнишь?

– Да. – Мальчик переводит взгляд на моего друга и яростно машет ему.

Широко улыбаясь, Берк садится в кресло возле дивана и забрасывает ноги в полевых ботинках на журнальный столик.

– Твой брат единственный, кто не пялится на мою одежду, – замечает он мне.

– Я тоже не пялюсь, – вставляю я.

– Ты как раз больше всех пялишься, чувак, – возражает Берк.

Я вздыхаю, скидывая на пол свой рюкзак.

– Мэтт, – окликает меня Расс.

– Да? – Я сажусь на диван рядом с ним.

– Где Оливия? – спрашивает он.

– Не знаю.

– А она еще придет?

– Так-так, подожди, – встревает Берк. – Та самая Оливия? Когда она была здесь?

– В субботу, – отвечаю я. – Мы готовили презентацию «Ада» для урока литературы.

– И?

– Что «и»?

– Ну не знаю, – говорит Берк. – Как прошло?

Я пожимаю плечами и, смущенный, разваливаюсь на диване.

– Не знаю. Все время думаю о ней, – признаюсь я, чувствуя себя идиотом.

Однако это серьезная проблема. Я вспоминаю, как она склонялась над моим кухонным столом, сосредоточенно покусывая нижнюю губу. Представляю, как она встряхивает головой, убирая с глаз длинные волосы. Слышу ее гортанный смех в ответ на мои фразы, которые я никогда не считал забавными. В голове постоянно звучит ее быстрая речь, звонкий голос, перед глазами стоит радужная улыбка, и я не в силах избавиться от желания вновь увидеть ее.

Я смотрю на Расселла. Тот все еще таращится на меня, ожидая ответа.

– Не знаю, Расс, – говорю я. – Надеюсь, придет. – И он энергично кивает, слегка подскакивая на диване, и снова утыкается носом в книжку.

– Так между вами что-то было? – допытывается Берк, понижая голос до шепота.

Я наклоняюсь к нему, локтями упираясь в колени:

– На прошлой неделе мы созванивались, и у нас вышел довольно серьезный разговор, поэтому в субботу было немного напряженно, понимаешь, да? – Я ерошу волосы. – Чувак, я без ума от нее, но в четверг сдадим задание и… не знаю.

– Так поговори с ней, – советует Берк, словно это так просто.

Я скептически смотрю на него:

– Ну конечно. Как будто за ней не увиваются сотни других парней.

– А ты спроси, тогда будешь точно знать. – Берк лениво щелкнул по кольцу в носу. – Пойдем.

Перейти на страницу:

Все книги серии 13 причин

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза