7 способов соврать

• Олисбос – фаллоимитатор!

Я сразу понимаю, когда Валентин доходит до слова «олисбос», потому что он густо краснеет до самых корней своих белокурых волос.

– Греки придумали, верно? – говорю я.

– Познавательно, – отвечает он, прочистив горло.

Улыбаясь, я захлопываю дневник. Деревья вокруг домиков колышутся на слабом ветру, тыча в меня своими пальцами.

– Так что ты обычно здесь делаешь? – спрашиваю я.

– Домашнее задание. Или читаю.

– Что читаешь?

Он потрясает передо мной толстой книгой и снова кладет ее на землю. Я успеваю разглядеть на обложке астронавта и слово «Марс» в заглавии.

– Про космос, – констатирую я.

– Про космос, – подтверждает он.

– У меня где-то здесь есть список созвездий, – докладываю я, листая дневник. – Я все никак не мог нарисовать пояс Ориона. Только с третьей попытки получилось.

Валентин не смеется, даже не улыбается. Он вообще еще ни разу не улыбался – к его лицу словно навечно приклеилось спокойное серьезное выражение.

– Как можно было что-то напутать в поясе Ориона? Это всего три точки.

– Я неправильно их обозначил, – смеюсь я.

Я нашел нужную страницу и показал ему список. Внизу справа на странице изгибался трехконечный Малый Лев, вверху растянулся Дельфин, в середине – Орион с моими зачеркиваниями над поясом.

– Хм, – пренебрежительно хмыкает Валентин, задержав взгляд на странице.

В следующую секунду я снова закрываю дневник, а он без предупреждения хватает его и, усердно пыхтя, силится вырвать тетрадь из моей руки.

– Ты что делаешь? – удивляюсь я.

Уж не знаю, на что ему понадобился мой дневник, но он его не получит. Видал я и более мускулистых парней.

Валентин прекращает борьбу и волком смотрит на меня. Убирает со лба упавшие на лицо волосы:

– Ты там, наверно, скрываешь план завоевания мира.

Я быстро перебираю странички:

– Вообще-то я планирую когда-нибудь купить остров. Это в счет? – Идею мне подбросила одна из учениц в Пиннакле. Ее семья владела островом, который приобрел еще ее дед. Он назвал остров своим именем и на его самой высокой точке установил свою статую. Пока не могу решить – вызывает ли у меня эта идея тошноту или стоит сделать ее целью всей жизни.

Валентин с сожалением смотрит на меня:

– И на что ты планируешь купить остров?

– Стану банкиром. Заработаю кучу денег.

– Ты что, силен в математике?

– Эй, твой скепсис неуместен.

– Это… – он пожимает плечами, – просто голос у меня такой.

– Я тебя понимаю, – смеюсь я. – Некоторые считают, что у меня «пугающе бодрый» голос. Так что извини, если мой голос вызывает у тебя дискомфорт.

– Ха-ха. Я чувствую себя неуютно с той самой минуты, как ты решил нарушить мое уединение.

Очередная его откровенность, заставшая меня врасплох.

– Что? Почему?

Он пожимает плечами, глядя на беговые дорожки. Солнце отсвечивает от цифр разметки – от «1» до «6».

– Я не верю, – говорит он после долгого молчания, – что эти игры в общение кому-то доставляют удовольствие. По-моему, кроме стресса, они ничего не дают. Хотя, возможно, это потому, что я не люблю людей.

– Так, давай разберемся… Для тебя общение – стресс потому, что ты не любишь людей, или потому, что люди тебя утомляют? Ведь это две разные вещи…

– Ой, избавь меня от психоанализа, пожалуйста.

Я буквально вижу, как перед ним поднимается щит.

– Извини, – говорю я, – мне просто любопытно.

– Я вызываю у тебя… любопытство, – произносит Валентин, будто это нечто невообразимое.

– Конечно.

– Почему тебе любопытно… – Он вздыхает. – Забудь.

Сейчас голос у него довольно выразительный, но я все равно не могу определить, о чем он думает, хотя обычно я способен за пять минут вычислить девять из десяти человек, которых вижу впервые.

Для меня это своего рода упражнение. Если много ездишь, привыкаешь к тому, что вокруг тебя постоянно новые люди, которые вскоре для тебя все на одно лицо. Они по всем параметрам до жути одинаковы внешне, а многие – и по своему внутреннему содержанию. И ты отмахиваешься от них сразу же после знакомства, сбрасываешь их со счетов в ту же секунду, как впустил в свою жизнь. Подбираешь их, словно блестящие предметы, и выбрасываешь, как «золото дураков»[43]. В конце концов начинаешь ненавидеть себя за такое отношение к людям, за то, что оцениваешь их как торгаш.

Валентин же, я чувствую, нечто иное, не «золото дураков». Совсем другая порода. Топаз или тигровый глаз, или окаменелое дерево.

Я засовываю дневник в рюкзак:

– Ты не обязан любить людей.

– Дело не в том, что я завидую. Меня вполне устраивает то, какой я есть. – Быстрым движением он убирает со лба волосы. – Но такие люди, как ты… Вы счастливчики и сами этого даже не сознаете. Коммуникабельность сымитировать невозможно. Я попадаю в ловушку собственных размышлений. Застреваю здесь. – Подушечкой ладони он бьет себя по виску. – А людям нравятся только те, кого они понимают, те, кто приятен в общении и готов приспособиться к ним. Мне же на это совершенно наплевать.

– Уверен?

– В чем?

– Что тебе наплевать? Я просто так говорю – мысли вслух.