Читаем 7 способов соврать полностью

– А ты сама уверена, что не встречала таких? – пожимаю я плечами.

– Я…

– Люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией, как правило, не кричат о своих наклонностях на каждом углу. Даже гомосексуализм до сих пор вызывает бурную реакцию: «Так, стоп, давай без лозунгов; это огромная проблема».

– Хм, – произносит она.

Едва ли это можно расценивать как согласие, даже из уст Клэр. Не то чтобы она стала меньше переживать, окажись я бисексуалом. Ей просто хочется получить от меня подтверждение тому, что она права.

Я вдруг понимаю, что совершенно не скучаю по нашим ссорам. Из глубин памяти всплывают обрывочные картины наших раздоров, мгновения дискомфорта, которые сами отпечатываются в сознании:


• «Я ненавижу, когда ты становишься такой…»

• «Заткнись и слушай…»

• Ее глаза буравят.

• Я вечно извиняюсь.


И сейчас тоже.

– Послушай, мне жаль, что так вышло. Извини, ладно?

– Да, пожалуй, тебе есть за что извиняться. Ты ведь мог бы сто раз мне рассказать. Даже если б ты отправил мне эсэмэску или, боже мой, написал в «Фейсбуке», это все лучше, чем…

– Клэр, послушай. Мне было… легче так, понимаешь? Легче не сообщать.

– Потрясающе убедительный аргумент.

– Окей. – Я избегаю ее взгляда.

Мы встречались больше года, и все это время я знал правду о себе, но не жалею, что молчал. Плохо, что она сама не догадалась. Меня не покидает стойкое ощущение, будто я обязан отчитываться перед всеми и каждым, и оно очень неприятно.

Конечно, хранить свой секрет было нелегко. Я помню каждый случай, когда я чуть было не проболтался. Образы мелькают, точно вспышки молний: каждый раз, когда я лежал рядом с ней, целовал ее или держал в своих объятиях, мне казалось, что между нами вбит незримый клин. И каждый раз, вместо того чтобы сделать шаг вперед, я отступал – из страха; горло сжималось и становилось трудно дышать. Утаивать что-то нелегко.

Но все равно легче. Легче, чем выдать себя.

– Послушай, Клэр, если б я тебе признался… – Мне не хочется заканчивать фразу. Слишком поздно.

– Что тогда? – Она складывает на груди руки.

– Если б я признался, ты приняла бы это близко к сердцу.

– Разве можно иначе?

– А для меня это не суть важно. Когда мы встречались, меня интересовала только ты – из всех людей вообще, любого пола.

– То есть, по-твоему, это вообще не вопрос?

– Прекрати, – вспылил я. – Не передергивай мои слова.

Я нечасто срываюсь, но у Клэр уникальный талант выводить меня из себя. Она порождает во мне бурю эмоций. Прежде меня это пьянило.

– Я ничего не передергиваю. – К моему удивлению, голос у нее смягчился. – Оттого что ты намеренно умалчиваешь о чем-то, своей значимости это не теряет. Напротив, приобретает еще большую важность.

Я открываю рот, потом снова закрываю.

Она права?

Если б меня притащили на передачу «Исповедник» и заплатили бы десять тысяч долларов за это, сказал бы я перед лицом команды пловцов: «Я – пансексуал»? Или признался бы Валентину, если бы мне дали двадцать тысяч? А если пятьдесят – за то, чтобы выступил перед всей школой в актовом зале? Вот бесплатно я бы своей тайны точно не выдал.

Я убеждал себя, что скрываю свою сексуальную ориентацию не только ради собственного спокойствия, но и ради других. В конце концов, я ведь посещаю церковь вместе с ребятами из школы. Каждый день после уроков бываю в раздевалке с пловцами и не хочу, чтобы они чувствовали угрозу от меня. Я думал: так проще, так лучше для всех, проблем же не возникает. Но, естественно, проблемы возникали. Возникали каждый раз, когда парни обзывали друг друга гомиками, отпускали шуточки, устраивали возню, а я помалкивал.

Внезапно я задыхаюсь от собственного молчания.

– И ты меня прости, – говорит Клэр. – Но, честно скажу, мне все это очень странно. Не то, что ты пансексуал, а вообще. Мы расстались, и ты стал относиться ко мне так, будто… будто я никто. Отделываешься дежурными фразами. Смотришь сквозь меня. В одночасье наши с тобой отношения были сведены к нулю, ты превратился в чужого человека, и с тех пор я пытаюсь понять, почему ты порвал со мной, стараюсь найти хоть какое-то объяснение, потому что сам ты не счел нужным что-либо объяснить. А теперь еще и это? Не знаю. Появляется все больше и больше фактов, указывающих на то, что ты совсем не такой, каким я тебя считала.

– Подожди. – Неожиданно для меня разговор принимает совершенно другой оборот. – Ты хочешь знать, почему я порвал с тобой? Из-за этого весь сыр-бор?

– Да! Я хочу, чтобы ты объяснил, с кем мне – кавычки открываются – не надо себя сравнивать – кавычки закрываются.

– Я… что?

– Именно это ты сказал в мае. – Судя по голосу, ее душит гнев. – «Не надо сравнивать себя». Бог знает с кем. Не помнишь?

– Конечно, помню. – Я закрываю глаза. – Боже, Клэр, я не имел в виду, что ты не выдерживаешь с кем-то сравнения. Я хотел сказать, что ты не должна сравнивать себя с другими, но потом ты расплакалась, сорвалась с места и…

Перейти на страницу:

Все книги серии 13 причин

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза