7 способов соврать

До начала второго урока десять минут, но в коридорах тишина. По-видимому, народ наконец-то осознал, что произошло непоправимое: учитель, которого любили, ушел навсегда. Только теперь все стали понимать, чего они лишились. Однако ребята все равно шепчутся, строя догадки по поводу личности ученицы. Имя Лукаса я ни разу не услышала.

Я направляюсь к кабинету, где он сидит, и с каждым шагом узел в животе завязывается все туже и туже. Мои спортивные тапочки повизгивают при соприкосновении с недавно натертым полом, на котором слюдяные блестки сверкают, как светляки.

Я наталкиваюсь на кого-то, вяло извиняюсь, не поднимая головы. Кто-то трогает меня за плечо. Я поднимаю глаза. Передо мной, сложив на груди руки, стоит Джуни.

– Что случилось? – спрашивает она.

Я и не думаю хорохориться. Со страдальческим выражением она ведет меня мимо лестницы. Через боковую дверь мы выходим на улицу.

– Я должна тебе что-то сказать, – начинает она. – Или хочешь, давай ты первая.

Я пожимаю плечами, рассеянно думая: Черт, нужно было потеплее одеться. Какая ж холодрыга сегодня.

– Ладно, – произносит она, – выкладывай.

– Нет, я… – Я утыкаюсь взглядом в ноги.

– Клэр, рассказывай, в чем дело. Прошу тебя. Посмотри на меня.

Невыносимо трудно поднять голову, но, когда мне это все же удается, я вижу, как она сурова. Джуни… она сильно за меня переживает. У меня такое чувство, будто ей уже известно. И я ненавижу ее за это. И люблю за это.

Вверху гудит самолет, оставляя в небе белый след. В ухо мне дует ветерок.

– Я совершила нечто ужасное, – признаюсь я. – Знаешь, как Лукас… что народ решил, будто это он?..

– Да.

– Это я. Я в вопроснике написала, что это он.

У Джуни округляются глаза.

– Я ни о чем не думала, – я захлебываюсь словами. – Я… меня душил гнев, а поговорить было не с кем, и я…

– Ты могла бы поговорить со мной. Да, мы поругались, но ты все равно могла бы…

– Нет, не могла! – кричу я. Она закрывает рот, а я тараторю: – Я так устала, Джуни. Неужели не понимаешь? На прошлой неделе я сорвалась на вас, потому что мне до тошноты обидно, что вы обе намного лучше меня. Оливия купается в мужском внимании; ты – само совершенство!

Мои слова спиралью уходят в небо. Весомые, безвозвратные.

Я задыхаюсь. На холоде передо мной клубится белый пар.

Сейчас она скажет, что между нами все кончено, – я точно знаю. За это, за то, что не позвонила ей, когда она попала в больницу, – она вычеркнет меня из списка подруг, и я останусь одна, но ведь так мне и надо, да? Разве я этого не заслужила?

– Я думала, ты лучше меня знаешь, – тихо проронила Джунипер.

Я пытаюсь сглотнуть слюну. Язык сухой и шершавый.

– Поэтому я и не позвонила в воскресенье. Когда узнала, что ты в больнице. Я… боже, это ужасно. Но в душе я обрадовалась: наконец-то. Наконец-то она споткнулась, и теперь мы все остальные в сравнении с ней не чувствуем себя посредственностями. Я не чувствую себя посредственностью.

Она щурится, а в ее взгляде – что? Сочувствие? Я не в силах долго выдерживать этого.

– И дело не только в том, что ты умна, что все тебя любят, что ты потрясающе делаешь все, за что бы ни взялась. То есть, конечно, этого само по себе достаточно, но самое обидное – это твои манеры, поведение. – Я вновь смотрю на свои кроссовки. – Во время ночных девичников, когда мы собираемся втроем… даже в узком кругу, ты никогда не поступаешь предосудительно. Никогда не выказываешь слабости, никогда не злишься… Как тебе это удается? Понимаешь, ты как некое неземное существо. Мы дружим много лет, а я до сих пор не могу избавиться от чувства, что это несправедливо, что не должен человек быть таким…

– Клэр, – перебивает меня Джунипер, – это была я.

– Что «ты»?

– С мистером Гарсией. Он был со мной.

В груди что-то прорывается. Я ошалело смотрю на нее. Серые глаза Джуни спокойны и серьезны.

Узлы в сознании развязываются, высвобождая миллион воспоминаний.

Как ни странно, первое, что приходит на ум, – это копна кудряшек у меня на голове, когда я училась в четвертом классе. Помнится, мне хотелось, чтобы у меня были длинные струящиеся белокурые волосы, как у Золушки, или Рапунцель, или Джунипер Киплинг, потому что уже тогда она была красавицей.

Я вспоминаю, как с ненавистью смотрела на свои глаза в зеркале: меня раздражали и их цвет, и разрез, и короткие ресницы. Я вспоминаю шестой класс: все девчонки, пользовавшиеся популярностью в школе, – тоненькие, как стебельки, а Джунипер – самая изящная и очаровательная из них всех. Мне так страстно, так яростно хотелось быть такой, как она, и, когда мы подружились, я лелеяла надежду, что мне удастся впитать в себя часть ее красоты, избавиться от своих несовершенств, от того, чем наградила меня природа.