7 Заклинатели (СИ)

Шванк чувствовал, что Филипп хочет сделать так, чтобы богиня встала. Жонглер не знал пока, что нужнее - поддерживать Филиппа или же соединиться с ним и мысленно заклинать богиню. Но богиня влекла, и сохранять связь с нею было куда проще. Последнее, что он заметил - Пикси сморгнул и отвел взгляд.

После этого Гебхардт Шванк непонятно как очутился на лужке. Вялые, тусклые тени серого дня были готовы выцвесть и исчезнуть. Спокойно пасся вороной мул, предвещая наступление ночи. И к нему, глупому, ползла черная львица, высоко задирая локти, и ее не было видно в низкой траве. Шванк взвизгнул, моргнул и снова оказался в хижине. Пикси, казалось, уснул, а Филипп все так же сидел столбом.

Он заговорил речитативом на высоком старинном наречии жрецов, не отводя взгляда:

- Ты, обволакивающая! Все боги так, как и мы, заперты в пределах этого мира.

- И нет им исхода, - пропел Шванк, набирая голос.

- Исхода нет, - слабо вступил и Пиктор.

- Боги боятся, они уязвимы, и есть у них цитадель.

- От мира не защитить! - Шванк привычно сжал струны своего горла, и голос ушел высоко-высоко, в дымовое отверстие.

- Они уязвимы! - странно торжествовал Пикси.

- Только ты одна даешь учуять, будто бы есть нечто - или ничто - за глухой стеною жизненной суеты.

- Возможно ль такое? - это снова Шванк, нежнейше, тишайше.

- Нерушима стена, бесплодна надежда, - плакал Пиктор.

- Возлюбленные твои надеются покинуть лабиринт.

- Устоят ли перед тобою и миром, покинут ли? - тревожно вопросил Шванк, не совладав с голосом.

- О, надежда!

- Восстань же, ленивая, покинь свой трон! Ответь мне! - Филипп, возможный епископ, правил теперь.

Но сила львицына взора, притягивающая троих, вдруг исчезла, и наступила очень знакомая непроходимая скука.

- Хорошо же! - сказал Филипп, встал и быстренько отряхнул зад, - Пойдем же, осмотримся. Потом обустроимся - если ей нужны жизни, пусть посмотрит, как мы живем. О видениях подождем рассказывать, хорошо?

Пиктор решил прогуляться на лужок, Филипп ушел в лабиринт мелких сосенок, а Шванк отправился на кладбище.

Сначала был выстроен этот храмик, прежде его часто обновляли и укрепляли. В ногах покойника садят ель, и здесь, у границы, росли самые замшелые и старые. Шванк ступал на сплошной рыжий ковер, хвоя скользила и пружинила. Но, чудно - все ели стояли, ни одна не была повалена. Из хвои глядели овальные камни, каждый - величиною с небольшой кирпич. Камни глядели тысячей глаз кладбищенской земли. Шванк подходил, приседал, обметал камни - на самых ранних были вырезаны сложные знаки: вероятно, родовые или означающие забытые имена.

"О, ветерок! - подумал странник, - Поблизости есть вода, очень хорошо"

Он пошел на этот ветерок. Ельник становился моложе и реже, и хвою постепенно замещали травы, сначала очень короткие, потом - все выше и выше. Знаки на камнях сменились именами и цифрами. Некоторые могилы уже подмыла и потянула на себя река. Живая, текущая, она виднелась чуть впереди, а перед Шванком была только узкая старица. Он повернулся и ушел.

Почти одновременно с ним вернулись и остальные. Пиктор устало отчитался:

- С мулом все в порядке. Он ест. На лугу растут клевер и зверобой - пить будем.

- Да, - продолжил Шванк, - за кладбищем есть река. Даже в старице вода чистая.

Филипп завершил:

- В сосняке грибы, кольцами, но мелкие - созреют дня через два. Но! Там змеи, одну я видел, она от меня убежала, - он вошел и сбросил немного хвороста в очаг. Остальные встрепенулись и ушли за дровами. Всяких обломков и ветвей было много, и гости храма свалили найденное невдалеке от входа. Тем временем Филипп разжег очаг. Пламя требовалось невысокое, возможно, дымное. Но пока нужно было немного света и тепла, только и всего.

Очаг стал круглым центром креста. В глубине восседала богиня, а напротив, спиною к двери - Филипп, словно блокируя выход. Справа присел на пятках Шванк, слева обнимал тощие колени Пиктор. Выглядят они так. Львиная голова черной и груди ее сливаются с темнотою, и блеском темного железа отсвечивают голени и ладони, спокойно лежащие; Филипп подобен дорожному столбу, так прям - лишь голову чуть склонил, будто богиня слепит его. Тельце Шванка все еще напоминает грушу, он, щеголь, сменил ржавую одежду покаяния на старую белую рубашку, и обозначились вислые груди; лицом он более обычного напоминает свинью, а волосы его отросли в короткую косичку толщиною в веточку. Вот он сильно закрутил косичку на пальце, и она превратилась в совершенный поросячий хвостик. Пиктор протянул руки к огню, согревая, растопырил длинные пальцы и отогнул их как мог назад. Его глазки-орешки не принимают света, не блестят и тонул в складках век; уши прижаты, нос и рот тонки, незаметны, и сейчас он - вылитый черный нетопырь.

Так сидеть можно было бы сколь угодно долго, и поэтому Филипп встряхнулся и приказал:

- Разбираем вещи. Что у нас есть?

- Та-ак. Еда - пока не трогаем. Яблоки пусть лежат в корзине.

- А гусь? Яйца?

- Подвесим его у очага. Будем постепенно объедать. Яйца изжарим завтра.

Полоток приспособили на треножнике из трех тонких кольев, старом жертвенном приспособлении.