Пригород нарастает концентрическими кругами, но имеет при этом две узнаваемых стороны. Та, куда уходят паломники, обращенная к Сердцу Мира, называется чистою. Там на многие мили тянутся яблочные сады, а потом и луга с перелесками. Противоположная, большая, обращена ко Внешнему Океану. Она нечиста, и предел ей полагают места погребения.
Сейчас свита богини вышла за полосу пустой земли. Дальше виднелись здания непонятного вида и ярко одетые группки.
- Давайте-ка устроим небольшое представление, - сказал Пиктор. Выглядел он и испуганным, и взволнованным, как гончий пес в начале следа. Глаза он раскрыл, и стало видно, что сегодня они пожелтели.
- Для кого? - заинтересовался Шванк.
- Ты не знаешь, потому что пришел не этим путем. Сейчас пойдут дома разврата и игорные притоны. Нашу спутницу, а то и мула, тут могут похитить.
- Верно, - кивнул Филипп и вроде бы пришел в себя, - Боги знают, что начнется, если ее перехватят. Тут творят очень, очень странные обряды.
- К делу! Надо прикрыть корзину!
- Возьми тряпку в моем мешке, - буркнул усталый шут.
Пикси потянул белый край и извлек, фокусничая, некое грязноватое полотнище с выцветшей крупной надписью.
- Это означает, - нехотя пояснил жонглер, - "Число представлений ограничено" на языке столицы Гавейна.
Пикси хихикнул:
- Сойдет, не волнуйся. Самое оно!
Повелитель хора грубо заткнул корзину шутовским знаменем и повалился навзничь, свесив ноги. Шванк взял голубиную клетку.
- Кто-нибудь, берите мула под уздцы!
Вперед шагнул Филипп и подхватил животное.
- Ты - назад.
Сам Пикси вдруг прижал уши, потемнел лицом и схватился за живот, стеная:
- Тихо, мальчики! Мы везем меня, несчастного, в место упокоения.
Дело в том, что не все отправляются в места истлевания мертвыми. Некоторые жрецы, особенно храбрые или благочестивые, просят увезти их на кладбище заблаговременно, там они медитируют и умирают; для подобных медитаций и предназначены маленькие кладбищенские храмики. Наш благочестивый калека стал умирать, не закончив покаяния, решил продолжить его прямо на кладбище и умереть свободным. Другие двое отправились с ним ради помощи и назидание себе. А корзине везут его простыни.
Мул бодро трусил, Филипп перешел на очень быстрый шаг воинов (в отличие от бега, он не разбивает ног и сберегает силы), а Шванк трусил следом, что-то подвывая. Пиктор громко возглашал покаянные молитвы, перемежая их хрипом и жалобными стонами. У первого заслона блудниц он пустил и кровавые пузыри изо рта.
Девушки у дороги, видел Гебхардт Шванк взглядом жонглера, были одеты и накрашены куда ярче большинства шутих и акробаток; все они очень молоды и поэтому показывают главным образом ножки в полосатых чулочках, связанных в три или четыре цвета - все остальное еще толком не отросло. Позади туда-сюда бродил здоровенный парень, пас свое стадо. Самая пухлая блудница шмыгнула носиком и пустила слезу, остальные тревожно зашептались. Парень прикрикнул, и девчонка торопливо промокнула глазки.
Первый заслон проехали. Пиктор подогнул к животу затекшие ноги и начал дико корчиться. Тут на него с ужасом, подобно ягнятам на бойне, воззрились три или четыре юноши в ремнях и кружевах, шагнули на дорогу. Пикси шумно испустил газы и вроде бы лишился чувств. Мальчики убрались обратно к обочине.
- Ой, быстрееееееее! Он умираааааает! - визжал Гебхардт Шванк; голуби забеспокоились, запрыгали, и ему показалось, будто он несет в решете воду.
- Пошел, Вечерок!
Филипп шлепнул мула по заднице и побежал.
Было еще несколько таких заслонов; женщины становились все старше и упитаннее, мальчики - моложе, их пастухи - пьянее. Тускнели одежды. Многие промокали накрашенные глазки - ах, как тяжело умирает несчастный жрец, какие ужасные грехи он искупает! Кто-то хихикал: небось, это был частый гость нечистой стороны, ханжа, хитрец и развратник. Так ему и надо.
Блудницы последней стоянки напоминали просто нищих бабушек с маленькими внуками и внучками. У них не было пастырей, старухи держали строй сами, а "внуки" вяло копались в пыли.
Чуть дальше за ними когда-то поставили межевой камень весьма подходящего вида - бородатая голова с фаллосом. Миновав его, Филипп вытер лоб, и недовольный мул цапнул его за рукав.
- Да скотина ты! - хлопнул он мула по лбу, а Пикси - по раздутому брюху; тот выпустил ветры снова, со скрипом и треском. - Воскресни, Пикси! Наглотался воздуха, шут...
- А убедительно - непроходимость кишок! Отлично, Пикси!
Шванк наконец-то смог вернуть на место голубей; успокаиваться эти взбалмошные твари не желали. Пикси легко соскочил в пыль.
- Смените меня кто-нибудь. Спина разболелась.
Шванк устроился на краю, кое-как уравновесив двуколку, принял возжи.
- Едем?
- Погоди. Мулу жарко, он злится.
В самом деле, вороной зверь чуть вспотел, и на спине его пьянствовали зеленые мухи. Пиктор смахнул насекомых и покрыл мула белым полотнищем.
Теперь Филипп шел слева, а Пиктор - справа.