7 Заклинатели (СИ)

- Одна земляная тварь, родственница пчел и ос, все лето пребывает в личинках. Она похожа на толстого червяка с твердой головой. Она сидит в норке, мать ее кормит, она жрет и даже не трудится испражняться. Зачем ей столько дерьма внутри? Она окукливается прямо в шкурке, а из кишечного содержимого делает себе панцирь вроде раковины, только круглый. А весной оттуда вылетает взрослое насекомое. Вот и все.

Пиктор было расслабился, а Шванк начал просыпаться.

- Личинка, когда становится куколкой, растворяется, как от яда. Она просто превращается в кашу! Она может сгнить и заплесневеть! А потом каким-то чудом собирается снова, уже иной! Что помнит бабочка о том, когда была гусеницей? Если помнит, знает ли, что это была она сама - или теряет память вместе с формой? Да и что там интересного - гусеница только жрёт и переползает с листа на лист. А взрослые только размножаются. Понимает ли плавунец, превратившись, что его форма изменилась так резко - ведь и он, и личинка питаются практически одинаково? Я дважды вас спрашивал, и вы оба раза не ответили, даже не задумались - что нужно личинке, чтобы превратиться в насекомое?!!!

Шванк и Пиктор перепугано таращились на кричащего, и уже довольно давно.

- Так я вам скажу! Жрать ей надо, жрать и только жрать! Ох, простите, сейчас сблюю.

Филипп отбежал в траву, и там его, судя по жуткому реву и рычанию, вывернуло почти наизнанку. Вернулся он присмиревшим и с широко раскрытыми глазами. Правда, веки все еще были тяжелы, а глаза прозрачны, как дождевая вода.

- Ты как? Совсем худо?

- Нет! - восторжествовал Филипп, - Наоборот, голова совсем прошла.

Он уселся, впервые за сегодня подобрав полы одеяния, сорвал ленточку, а вот вялые капустные листья почему-то остались на своих местах.

- Злые силы! Накололись на щетину и держатся.

Шут Шванк захихикал. Филипп листья оторвал и выбросил, но зрелище стоило чуть-чуть придержать в памяти.

- Кстати, Филипп, а с чего это мы не бреемся? Бритв нет - так ножами...

- Не надо. Пусть мысли текут, а волосы растут, пока не закончим.

И верно, увидел шут - на жреце отрастает щетина сероватая, а на Пикторе - какая-то бурая и с проседью в густой бороде.

- Все. Похихикали - и хватит! Я еще не закончил. Итак, мы имеем дело с могущественным демоном. Вроде бы это женщина, но не обязательно. Демоны - не люди, это мы не мыслим себя вне пола. Шванк, прости, но ты - мужчина?

- Ну да.

- Вот!!! Ну что ж, пусть демон - она. Я думаю, что это - личинка, неполовозрелая, не знающая о страсти. Она просто жрёт, а рожать не умеет. Для чего ей это надо? Мы, люди, считаем себя центром мира, а богов - его слугами, типа мажордомов и мастеров. Зачем такая тварь миру? Может быть, она ограничивает его бесконечное расширение, и он не распадается благодаря ей. Может быть, она избавляет души от балласта плоти - но сейчас это стало не так, и она стремится высосать души раньше, чем ей достанутся тела. Помните лягушонка? - примерно так. Что бы она ни делала для мира, это нам неважно. Важнее, как чувствует она сама, чего ей надо. Страданий? Слишком ленива, чтобы самой их причинять. Плоти? Ей и раньше доставалась вся отжившая свое. Не знаю... Есть две возможности - или она собирается окукливаться, и тогда это нечто пока небывалое. Но кем она станет? Безобидной красавицей бабочкой или хищником, как сейчас? Она сама, наверное, об этом и не думает. Бывают еще такие личинки, которые никогда не становятся взрослыми, а начинают размножаться еще "в детстве". Как это будет, не знаю... Мне хотелось бы думать, что она готовится к метаморфозе, а не к размножению. Но уж больно противна да апатична...

- Уф, чуть не уснул! А вдруг эта наша апатия - это что-то вроде ее тенет или яда?

- Наверное! Тогда воины Уриенса, наверное, своей яростью хотят их прорвать, но прилипают еще сильнее!

- Ха! И моя головная боль прекратилась из-за ярости: накопилась и вдруг вся вылилась! Похоже на правду. Но кто знает - вдруг мы принимаем за истину обыкновенную аналогию?

Гимн унынию попытались варьировать, но ни один вариант так и не коснулся богини. Шванк заметно раздулся, нахмурился и сделал вид, что копается во вшивой бороде.

- Ну? - буркнул Пиктор.

- Ну! Я - кастрированный наставник человеческой похоти, и поэтому я управляю. У меня нет бороды, если не понимаешь. Пикси, скажи, чего нет у тебя?

- Красоты и мощи, если верить тебе.

- Наверное, так. А вот чего нет у Филиппа? - назидательно произнес Гебхардт Шванк.

Того, похоже, познабливало, он - ох, как непривычно! - не вслушивался в разговор и не направлял его.

- Свободы? - музыкант попытался изобразить наивного ученика, но у него, в кои-то веки, не получилось; видимо, Пикси на самом деле побаивался.

- Бред. Ни у кого из нас нет свободы, а у Панкратия - менее всего.

- При чем здесь Панкратий?

- Он нас послал...

- За ядом для своего меча...

- И свободы нет ни у кого. Значит, не то.

- Тогда семьи?

- Ха, если этот ставленник даже потеряет сан, то семье-то будет принадлежать по-прежнему! У нас у всех нет семьи.

- У тебя нет. У нас есть Храм.