7000 дней в ГУЛАГе

От станции Норильск в колонне по пять мы направились по Горной улице через Заводскую к так называемому Большому металлургическому заводу (БМЗ). На этом заводе я работал в первые годы своего пребывания в Норильске. Тогда это была всего лишь огромная стройплощадка, на которой десять тысяч заключенных примитивными инструментами долбили вечную мерзлоту. Позже здесь возвели небольшой сталелитейный завод. А сейчас глазом не охватишь большие цеха с огромными трубами, производственные помещения, мастерские и склады. Разветвленные железнодорожные пути покрыли всю территорию. Из всех труб валил дым, паровозы тащили вагонетки с горячими шлаками цветных металлов. На еще не освоенных участках работали заключенные теми же инструментами, какими некогда работал и я с товарищами.

Да, много всякого построено! Но где строители этого огромного предприятия? Где Ондрачек, Керёши, Фельдман и тысячи иностранных коммунистов, которые построили все это вместе с сотнями тысяч русских, украинцев, узбеков, грузин и представителей других народов СССР? Где мои товарищи?

Они лежат в бесчисленных братских могилах Норильска! Так же упокоится и большая часть тех, которых я вижу сейчас.

Отныне моим новым местонахождением станет VI лаготделение, граничащее с БМЗ.

Прежде всего двести человек вновь прибывших осмотрела медкомиссия, определявшая каждому рабочую категорию. Дожидаясь своей очереди, я подошел к одному человеку, которого видел впервые. Он уже несколько раз входил и выходил из кабинета врача. Как опытный лагерник, я легко определил в нем одного из «придурков». И не ошибся – это был завхоз санчасти.

– Простите, пожалуйста, могу ли я две минуты поговорить с вами? – обратился я к нему.

– Что вы от меня хотите?

– Я буду искренен. Я нахожусь в тюрьмах и лагерях с тридцать шестого года. Я – единственный старик среди тех, кто прибыл сейчас из Дудинки. Я знаю, что всех нас снова бросят на тяжелую работу. Я прошу вас, помогите мне, хотя бы на время, избежать этого.

– Какая у вас категория?

– Я еще не был у врача.

– Как вас зовут?

Я назвал ему свое имя, он записал данные на листок бумаги и вошел в кабинет врача. Через десять минут он вышел.

– Вы получили категорию IIА. Вы довольны?

– Большое вам спасибо! Что я должен делать?

– Вы будете работать санитаром в здравпункте.

Я облегченно вздохнул. Мне снова удалось на какое-то время избавиться от тяжелого труда.

В VI лаготделении кроме больницы, обязательной для каждого лаготделения, существовал еще и так называемый ОП, оздоровительный пункт. Туда помещались люди, которые не были больны, но которые были настолько истощены физически, что не могли больше работать. Глядя на этих, в основном, молодых людей, я сам себя спрашивал: как они еще держатся на ногах? Некоторые были настолько слабы, что при каждом шаге за что-нибудь хватались, словно маленькие дети, учащиеся ходить. Здесь они три раза в день получали улучшенное питание: на завтрак было положено масло или маргарин, обед состоял из трех блюд, и каждый день обязательно было мясо. Поскольку большинство из них болело цингой, то они получали и кое-что из свежих овощей и пол-литра кваса. Заключенные оставались в ОП около трех недель. Кто не смог поправиться за этот срок, оставался еще на три недели. В это время они не работали. Но особенно залеживаться, кроме тех, кто был чересчур слаб, им все-таки не давали, заставляя по два часа в день убирать зону лагеря. Некоторые стремились здесь задержаться как можно дольше, используя при этом любые средства. Они продавали хлеб или меняли его на табак. Из-за этого врачи запретили выдавать хлеб кусками, а вменили санитару в обязанность крошить его в суп. И мне приходилось делать это наряду с уборкой барака. Мне стоило больших трудов не поддаваться на просьбы не делать этого. Я иногда сдавался, но при этом наживал себе неприятностей. Те, которым я отказывал в этой услуге, доносили на меня врачу.

Мы, четверо санитаров, спали в небольшой соседней комнатке на солдатских кроватях с соломенными тюфяками, покрытыми простынями и покрывалами, а питались тем же, что и больные. Через два месяца у меня оказался слишком здоровый вид и мой защитник сказал, что вынужден меня отпустить, так как врачи посоветовали ему вместо меня взять более слабого человека. Мне ничего другого не оставалось, как поблагодарить его за помощь.