7000 дней в ГУЛАГе

В Челябинске их отправили в пересыльный лагерь, где, наконец, они помылись и очистились от вшей. В эти три дня они получали и горячую похлебку. Затем двинулись дальше. Рауэккер «путешествовал» тридцать четыре дня. В это время ему было не до мечтаний, он думал лишь о воде, хлебе и отдыхе. О Труде он почти не вспоминал, а она ехала в том же транспорте, только в другом вагоне. Когда прибыли в Тайшетскую пересылку, он был счастлив, что снова может вытянуть ноги, прогуляться по зоне и иногда через ограждение из колючей проволоки поговорить со своей женой. В Тайшетской пересылке Рауэккер встретился с заключенными, прошедшими уже через разные лагеря Озёрлага. От них он узнал такие вещи о лагерной жизни, что начал подумывать о том, как бы поскорее вернуться в Европу. Заключенным он стал рассказывать о возможностях побега. Более наивные слушали его с интересом, другие же старались запомнить каждое его слово, чтобы потом обо всем известить МВД. Из пересылки Рауэккера отправили в лаготделение 05, где он работал лесорубом. И неустанно искал тех, кто был готов к побегу.

Однажды случилось такое, что почти полностью перечеркнуло все его планы. Во время работы в тайге Рауэккер не услышал предупредительного возгласа «бойся!», который подают перед падением дерева. Срубленное дерево свалилось прямо на него, его едва удалось вытащить. Но вместо обезображенного тела глазам спасителей предстал живой и почти невредимый Рауэккер. Ствол перебил ему лишь левую ногу. Его отправили в больницу, а через два месяца выписали. С тех пор он мог передвигаться только на костылях. Одна нога сделалась короче другой. Его отправили в инвалидный лагерь, где он и продолжил свою деятельность. Среди инвалидов он быстро нашел людей, готовых к побегу. Но, поскольку у следователей МГБ работы было немного, его арестовали, бросили в тюрьму и обвинили в подготовке вооруженного восстания. Рауэккер все отрицал. Тогда в МГБ вызвали свидетелей, которые стали повторять все его слова на Пересылке. Другие же прямо в лицо ему говорили, что он организовал их в 05-м лаготделении. Восемь свидетелей давали показания против него, а он отвечал: все это клевета, как бы это он, калека, смог руководить восстанием?

Он часто демонстрировал мне свое умение ходить без костылей. Кажется, в МГБ это тоже было известно. Каждый раз, когда нас выводили на прогулку и когда Рауэккер брался за свои костыли, надзиратель говорил ему:

– Оставь ты эти костыли, ты можешь и без них. И не жди, что мы их у тебя возьмем.

Я находился в тюрьме уже двадцать дней. Меня снова вызывали на допрос в управление МГБ. Когда появился тот самый офицер без знаков различия, мой следователь произнес:

– Идемте, с вами хочет поговорить начальник.

Я вышел вслед за ним в приемную, где сидела молодая женщина в форме лейтенанта МГБ. Увидев нас, она постучала в дверь и вошла, а через несколько минут вышла и разрешила нам войти в кабинет начальника.

Я оказался в просторной комнате. На полу лежал толстый ковер, на стенах висели портреты Сталина, Молотова и Берии. За письменным столом сидел, откинувшись на стуле, тучный мужчина с погонами полковника, круглолицый и светловолосый. Я знал, что это полковник Саломатов, начальник Тайшетского Управления МГБ. Полковник взглянул на меня и рукой указал на стул. Я сел. Мой провожатый сел с правой стороны от него.

– Как вы себя чувствуете? – спросил полковник.

– Не особенно хорошо.

– Что так? Вам кто-нибудь доставил неприятности?

– Уже сам факт, что я снова нахожусь в следственной тюрьме, достаточен для того, чтобы так себя чувствовать.

– Вы надолго здесь не задержитесь. Вы должны разъяснить нам еще кое-какие вещи. Речь идет о нашем клиенте, который находится с вами в одной камере.

– Вы имеете в виду Рауэккера?

– Да.

– Я этого человека совсем не знаю, – ответил я.

– Рауэккер ваш земляк.

– Да, но это совсем не означает, что мы с ним должны быть знакомы.

– Вы были с ним в одной камере две недели.

– Если вас интересует мое мнение о Рауэккере, то могу вам сказать, что его не нужно воспринимать всерьез. Он авантюрист, каких я в лагере встречал часто.

– Вы наивны, если полагаете, что таких опасных людей, как Капп, Рауэккер и им подобных, не следует воспринимать всерьез.

– Следственные органы имеют право воспринимать таких людей, как они того желают, но если вас интересует мое мнение, то я повторяю, что все то, что они делают, – детские игры, которые не следует принимать всерьез.

– Есть ли у вас вопросы? – обратился полковник к моему следователю.

Тот отрицательно покачал головой.

– Ну, тогда все! – сказал полковник.

Офицер поднялся, я тоже. Вернувшись вместе со мной в свой кабинет, следователь задал мне еще несколько несущественных вопросов и отвел в приемную, откуда меня спустя полчаса снова отвезли в тюрьму.

Рауэккер встретил мое возвращение в камеру вопросом, не принес ли я чего-нибудь покурить.

– Откуда у меня может появиться курево? – отмахнулся я, на что он ответил:

– Ты мог попросить у следователя.

Я сказал, что следователей ни о чем не прошу.