7000 дней в ГУЛАГе

С запиской в руке по указанию директора я пошел в барак. Здесь было около двадцати комнат, в которых жили одиночки и супружеские пары. Меня поселили в комнату, где уже стояло десять солдатских коек и жили одни абхазы. Девушка принесла еще одну койку. Мы втиснули ее между другими койками. Вернувшиеся кавказцы смотрели на меня, как на клопа, которого они готовы раздавить в любой момент. Лишь узнав, что я австриец, они стали любезными. Вскоре я с ними так подружился, что от вражды не осталось и следа. Я узнал, что в этом же бараке живет и немец. Берлинец Арнольд Арно был очень рад, когда я ему представился.

Арно, как и многие коммунисты, бежал от Гитлера. Он работал в Москве в «Немецкой центральной газете». В 1938 году его арестовали и приговорили к десяти годам лагерей. Из лагеря его отправили в ссылку, в район Большая Мурта, из Мурты в 1951 году он переехал в Усть-Кемь.

Арно рассказал мне, как здесь живут и работают. Узнав, что я хочу получить место мастера, он стал меня от этого отговаривать, объяснив, что это очень плохое место, что мастеров здесь меняют каждые два-три месяца. Арно сообщил, что восемьдесят процентов местного населения состоит из ссыльных, половина из которых украинские немцы. Во время войны их мобилизовала германская армия, а в 1945 году в Штирии их захватили в плен англичане и передали русским. Советское правительство сослало их в Сибирь, и часть из них оказалась в Усть-Кеми. Я познакомился с большинством немцев и их семьями. Они тут уже освоились и потеряли всякую надежду когда-нибудь вернуться на Украину.

Вновь представ на следующий день перед директором, я сказал ему, что хочу получить какую угодно работу. Мне показалось, он не сожалел о том, что я не требую место мастера.

Прежде всего, я хотел сообщить жене, что я «свободен», и что она может писать мне, когда пожелает. С большим трудом я нашел лист бумаги и конверт. Но что писать? Что я свободен? Но это была бы ложь. И все же я написал, что из лагеря меня отправили в ссылку. Уже через десять дней я получил ответ. Удивительно быстро! В лагере пришлось бы ждать несколько месяцев. Моя жена радовалась, что мне лучше, сообщала, что хочет меня навестить и что выслала посылку с бельем и другими мелочами. Я был счастлив, что жена хочет меня видеть, но все же решил отговорить ее от этой поездки за пять тысяч километров. Больше всего беспокоили меня последние 370 км сухопутного и речного пути от Красноярска до Усть-Кеми.

Настала ранняя сибирская зима. Я работал на лесопильне ночью, при минус сорока градусах. Дневная смена была забита. Со своим напарником, крепким сибирским крестьянином, я грузил шпалы на небольшие железнодорожные вагонетки, которые от лесопильни до склада возила лошадь. За эту тяжелую работу я получал двадцать пять рублей в день, в то время как вольнонаемный товарищ за эту же работу получал тридцать рублей.

Еду мы готовили вдвоем с Арно, так было дешевле. Мы хорошо с ним сошлись. В свободное время гуляли вместе и рассказывали друг другу о прошлой жизни в Вене и Берлине. Мы часто навещали немцев, живших в построенных ими же деревянных домиках. Мы пили вместе с ними водку и делились воспоминаниями. Немцы не могли простить себе того, что позволили взять себя в плен. Проклинали англичан, выдавших их русским. С местным населением у меня не было почти никаких контактов, поскольку они избегали иностранцев. О них я знал только то, что они работают на лесозаготовках или в колхозах.

В начале 1954 года я получил от друга из Маклакова письмо, в котором тот спрашивал, хочу ли я получить соответствующую работу в Маклакове. Жизнь в Усть-Кеми была ужасной, я хотел воспользоваться представившейся возможностью. Но как получить разрешение на выезд из Усть-Кеми? Уполномоченный МВД и слышать не хотел об этом. Он не разрешил мне даже поехать в Енисейск, чтобы там добиться разрешения. И я решил отправиться без его согласия. Я ждал, когда он уедет в окрестные деревни, чтобы незаметно перейти замерзший Енисей. Меня повел немец, привозивший на санях товар из Енисейска.

В Енисейске

В пять утра, когда все еще спали, я уже лежал на санях, укрытый конской попоной. О моем отъезде знал только Арно. С рекомендацией Арно на руках я нашел в Енисейске берлинку, жившую там в ссылке с самого начала войны.

Коммунистка Адела Херцберг бежала в Москву после прихода к власти Гитлера. Ей повезло: ее не арестовали в тот период, когда Сталин проводил контрреволюционную политику и уничтожал старых коммунистов. Она вплоть до начала войны жила в Москве.

Когда я представился Аделе и передал ей привет от Арно, она сердечно приняла меня. За чаем я рассказал ей, как и зачем приехал в Енисейск. Адела уверяла меня в том, что никакая опасность мне не угрожает, поскольку ведающий нами капитан очень любезный человек. Я вместе с ней пошел к этому капитану и выложил свою просьбу. Он дал мне записку к уполномоченному МВД в Усть-Кеми, в которой мне разрешалось покинуть этот город.