Священники, епископы и папа не только считаются чистыми и святыми, но и обладают способностью определять, что является грехом, а что нет, из-за чего набожные католики порой сомневаются в самих себе и собственной нравственности. Дойл, Сайп и Уолл цитируют «Тридентский катехизис» (1543–1545):
Часто считается, что эти посланники Бога и толкователи воли Божьей выше всякой критики, что они безупречны.
Ребенку, воспитанному в строгой католической вере, трудно было представить, что его изнасилует священник, даже если бы я понимала, что происходит. В дополнение к сильному религиозному влиянию, которое я сама испытывала шесть дней в неделю, все предыдущие поколения моей французской католической семьи воспитывались монахинями и священниками, и хорошая работа этих благородных людей высоко ценилась в моей семье. Поначалу я и сама мечтала стать монахиней. В моем случае религиозное принуждение удерживало в моем разуме и сердце две противоборствующие стороны реальности: то, что со мной произошло, и то, что это никак не могло со мной произойти. Воспоминания о жестоком изнасиловании и последующем ритуальном насилии врезались мне в душу и сохранялись там долгие годы. Хоть и глубоко скрытые, они по-прежнему были со мной, проявляясь через такой жизненный опыт, как участие в подростковой бунтарской банде, а также через такие физические недуги, как сильная мигрень и болезненный эндометриоз. Эдвард Эдингер говорит: «…ничего не пропадает, даже подписанный кровью договор с дьяволом. Внешне это забывается, но внутренне – никогда»[73]. У договора, заключенного во имя Иисуса с моим детским «Я» в качестве жертвы, была сила меня сковать.
За шесть лет, в течение которых я устраивала и вела духовные ретриты в Мексике, мой голос очистился, стал глубже, растворились некоторые старые осколки. На Исла-Мухерес, «острове женщин», где к тому же находится храм древней богини Иш-Чель[74], очень сильна женская энергия. Я часто медитировала на пляже этого прекрасного карибского острова, наслаждаясь энергией наших исцеляющих кругов и смакуя влажный соленый воздух, теплые, ласкающие лучи солнца и свежий, сладкий и мягкий бриз. Остров послужил словно питающей маткой для преобразования. Одна поездка мне показалась особенно сложной, потому что перед ней я ставила на зубы брекеты, и от них появились глубокие порезы и открытые язвы, попала инфекция, они воспалились, рот и горло распухли до невозможности.
Я понимаю, что, если в ближайшее время мне не станет лучше, придется идти в клинику за антибиотиками. Я боюсь неизбежного. Наставники советуют достать из чемодана большой черный турмалин. Когда я собирала вещи, этот исцеляющий камень явно «попросился» со мной. Усевшись за обеденный стол в гостиничном номере, я закрываю глаза. Задребезжало окно, за которым, издавая характерный рокот, гудит сильный ветер. Мне велено подстроиться голосом под этот звук и приложить черный турмалин к левой, опухшей от заражения стороне лица. Широко открываю рот и пропускаю звук через себя, замечая под камнем сияющее тепло, которое возникает и постепенно разрастается.
Перед моим мысленным взором предстает широкий круг женщин в ярких блузках и разноцветных юбках. Они представляются, приглашая меня в свой круг. Я вхожу с уважением, переводя взгляд с одного доброго, любящего лица на другое. Тон ветра за окном меняется, меняю тон и я, чтобы соответствовать ему.
В центре круга женщин горит теплый огонь, и они тянут меня к нему. Камень под рукой упирается в мою опухшую челюсть, нагреваясь еще сильнее. Женщины больше ни слова не говорят, но по их живым взглядам я многое понимаю… Женская мудрость не ограничивается словесным общением.