Идём мы медленно, не торопясь, хотя время должно уже его поджимать, а когда приходим – продолжаем стоять друг напротив друга. Он не хочет уходить, я это чувствую. Но в глазах его – сожаления.
– Я знала! Знала же!
– Что именно?
– Что это будет… вот так. У хорошего всегда наступает конец!
– Но и у плохого тоже…
– У хорошего быстрее, – спорю и упираюсь лбом в его плечо, он обнимает, обеими руками прижимает к себе, уложив подбородок на мою макушку.
Похмелье улетучилось, но степень близости между нами, родившаяся за эти девять часов, никуда не делась.
Сказать или не сказать? Я же всё равно больше его не увижу. Никогда.
– Ты лучше всех…
– Прям так уж и лучше?
Его смех тихий, но душевный и какой-то настолько глубинный, окутывающий теплом, что в совокупности с предшествующей мыслью о «никогда», жутко слезовыдавительный.
– Лучший, – повторяю. – Уровень «Бог».
Чёртовы минуты, как снежинки в апреле. Тают. Я знаю, что ему пора… но пальцы не разжимаются.
– Сколько тебе на самом деле лет, скажи напоследок, а?
– Угадай! – смеётся.
– Тридцать пять? Шесть?… Семь?!
– Сорок три, Лея, – выдыхает с грустинкой.
– О… Матерь Божья…
– Да, для тебя я старик, Бетельгейзе.
– Нет! Нет! Нет!
Будто это «нет» мне поможет. А Лео обнимает крепче.
– Я замарала твою футболку своими слезами. Прости.
– Хорошо, что не…
– И ими тоже, возможно.
– Не переживай, это к удаче. Стану надевать её на самые перспективные сделки.
– И вспоминать меня?
– Обязательно, – ухмыляется. – Всенепременно!
– Какова вероятность того, что двое снова случайно пересекутся на этой планете?
– Учитывая, что мы живём в одном городе – весьма и весьма велика.
– Лео… – нет, я должна, обязана спросить. – Ты будешь… ждать её звонка?
Он не отвечает, но в его молчании все мои горькие ответы.
– Тебя тоже ждут, – говорит.
– Нет, никто меня не ждёт.
– Ждёт. Я знаю.
Он отпускает меня, и в этот момент мне физически больно. Делает шаг назад и улыбается.
– У тебя всё будет хорошо! Иное ты просто не допустишь! – подмигивает.
Вид у него… вполне жизнерадостный, а потому убедительный.
– Думаешь? – щурюсь, как он это делал в самолёте.
– Уверен.
– Прощай?
– Увидимся!
Он разворачивается и уходит, ощутимо прихрамывая.
– Лео! – окликаю его, и этот оклик похож на крик умирающей звезды.
Он оборачивается, так широко улыбаясь, что мне ещё больнее, чем прежде.
– Я хочу знать, как целуются сорокалетние!
Его брови, само собой, взлетают и складываются домиком – ну вот, я уже могу предсказывать его мимику. Мы знакомы вечность? Мы должны разделить эту вечность на двоих?
Он бросает сумку на пол, где стоит, и моё сердце останавливается.
Шаг, ещё шаг, и ещё. Он снова рядом. Вместе со своим фирменным мужским жаром и запахом дорогущего парфюма для крутых инвесторов.
Лео некоторое время смотрит в мои глаза и уже не улыбается. Затем обнимает, обхватив горячими ладонями поясницу и лопатки, и уверенно приближает своё лицо к моему. Я ощущаю тепло его дыхания и закрываю глаза. Оплетаю руками затылок, волосы у него… такие мягкие… и есть за что ухватиться.
Его губы долю секунды прижимаются с нежностью, но почти сразу захватывают мои той разновидностью поцелуев, от которых сгорают заживо. И я бы сгорела, если бы не была достаточно умна, чтобы понимать – он целует сейчас не меня. Невозможно вот так целовать незнакомую женщину: отчаянно, ничего не пряча, открывая всего себя.
У меня кружится голова, дрожат руки и подгибаются колени. Мир так шаток, хрупок и туманен, что Лео приходится придерживать мою спину ещё долго после того, как его губы окончательно и навсегда отрываются от моего ошалевшего от восторга рта.
– Запомни, Бетельгейзе: лучше всех целуются сорокалетние! – он снова щурится так, как может, наверное, только Бог Греческого Олимпа, и улыбается ямочкой на одной щеке.
– Лео… – почти с отчаянием восклицаю, как только жар его ладоней испаряется в воспоминания, – если она не позвонит, или если… я не знаю… я никогда в жизни… всегда ненавидела, презирала даже навязчивость…и всех этих девиц, которые настолько самоуверенны, что легко предлагают себя мужчине… но просто, если наступит такой момент, вспомни о том, что где-то на этом Земном шаре есть я, и я… чёрт, нужно просто сказать это, просто сказать…
Его губы начинают растягиваться в улыбке ещё шире, хоть он и явно против неё.
– Я… ты необыкновенный, Лео! Просто знай это, просто знай. Всё, пока!
Разворачиваюсь так быстро, как это вообще физически возможно, и ухожу прочь.
Красивый, умный, добрый… чужой мужик.
Глава двадцать седьмая. Вдохновляющая
На моем экране крупным планом показывают фарфоровое лицо, коралловую помаду и кудряшки цвета айвори – Пайпер.
– А где ОН?
– Улетел.
– Ну, ты хотя бы дала ему свой номер?
– Нет.
Приличные девушки не навязывают парням свои контакты.