900 дней. Блокада Ленинграда

Остальные линии были разгромлены одна за другой. Растаяла мелькнувшая надежда, что немцев остановят на рубеже у реки Великой, проходившем от Острова до Пскова и до озер Псковского и Пейпус, примерно в 240 километрах к юго-западу от Ленинграда. Лето 1939 года полковник Бычевский потратил на создание системы укреплений, бетонированных оборонительных позиций артиллерии в районе Острова – в Колотиловске, Ольховске, Гилевске и Зоринске. Все возможные подступы к Острову были покрыты бункерами, такие же укрепления прикрывали Псков. Когда Бычевский услышал, что всю эту систему захватили немцы, он с трудом мог этому поверить. Но он тогда уже знал, если не знал еще раньше, что для города лужская линия – почти последняя надежда.

У Бычевского были основании предполагать, что Жданов это мнение разделяет. Возможно, Жданов не думал, что какой-либо рубеж остановит немцев на подступах к Ленинграду. Еще 28 июня он приказал Бычевскому разместить склады с боеприпасами в лесах и болотах северо-восточнее Пскова и между Псковом и Гдовом – для партизан на случай, если сюда придут немцы. Жданов лично выбрал места для складов, когда вместе с Бычевским рассматривал карту. По его приказу Бычевский установил управляемые линии радиопередач во многих узловых пунктах, куда могли проникнуть немцы. Взрывы можно было производить с помощью радиосигналов передвижных полевых передатчиков. У ленинградского командования эти передатчики были в числе самых секретных видов оружия.

Более 30 тысяч ленинградцев мобилизовали на лужскую линию рыть окопы, минные поля, огневые позиции, блиндажи, противотанковые ловушки. Работой руководила небольшая группа армейских саперов, но основная тяжесть легла на женщин. После падения Острова на лужскую линию послали еще 15 тысяч человек. Бетонные противотанковые заграждения грузили и доставляли на грузовиках с Карельского перешейка на лужские позиции. Три предприятия: «Невгвоздь», «Баррикада» и строительный трест № 189 – производили рельсы для танковых заграждений.

В большой мере этой работой руководили секретари партийных организаций и партийные работники. Правда, не все партийные руководители небольших городов или сел с честью выполнили свой долг. В Волосовском районе партийное руководство в панике бежало. Их обвинили в дезертирстве, исключили из партии. В Батецком районе партийные руководители испугались воздушных налетов, укрылись в убежище и так хорошо замаскировались, что их никто не мог найти. Их позже также исключили из партии.

Были и другие проблемы, некоторые из них проявились, когда немцы начали штурмовать оборонительные зоны. Строительство укреплений в большой мере сосредоточено было в руках местных партийных организаций или низшего командного состава, как правило, понятия не имевшего, какие оборонительные позиции сооружать. Противотанковые заграждения и ловушки не были связаны, огневые позиции расположены неудачно. Впоследствии, когда быстрое продвижение немецких танков сделало ситуацию критической, отдавались приказы произвести изменения, но во многих ситуациях было уже поздно. В сентябре, когда немцы достигли Пулковских высот, подобные ошибки оказались почти роковыми. Несмотря на указания соорудить новые огневые позиции, новые прицельные установки для орудий, сделано было чрезвычайно мало.

На строительство укреплений была отправлена молодежь из институтов и университета; в отличие от остальных ленинградцев, работавших бесплатно, студенты получали по 9 рублей в день – что было больше, чем стипендия.

Однажды утром Бычевскому позвонила старшая дочь, студентка первого курса Ленинградского университета.

«Папа, до свидания. Я еду на работу».

«Куда?»

«Ну, ты знаешь, наверное. Мы поедем на машине, я спешу».

«А что ты с собой берешь?»

«Ну, что мне надо? Полотенце. Мыло. И все».

«Погоди минутку, – сказал отец. – Погоди, девочка. А пальто, чайник, ложку, рюкзак? Еще надо взять хлеб, сахар, белье».

«Папа, ты что, смеешься! – весело возразила дочь. – Никто из девочек ничего не берет. Мы же ненадолго. Будем спать на сеновале. Пусть мама не беспокоится. Пока».

Но, как пишет Бычевский, девочки вернулись не так быстро. И не все вернулись. Причем вернулись не на машине, а пешком, уставшие до изнеможения. Одежда превратилась в лохмотья, все болело, руки в ссадинах, ноги в ушибах. Черные от грязи, потные. У многих окровавленные повязки на ранах. Некоторых своих подруг они похоронили (а иных и похоронить не удалось) в открытом поле, у дороги, где застигли их низколетящие «юнкерсы» и бомбардировщики-штурмовики Хейнкеля. Каждый день они производили налеты, бомбили, обстреливали с бреющего полета. Сколько тысяч было убито? Никто не знает. Не было точных данных, сколько народу участвует в строительстве, нельзя было определить, кто вернулся, кто погиб.