9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Мы нырнули в подземный переход. Облицованная белой плиткой подземная кишка вела нас под широким шоссе. Сильно пахло хлоркой, стены и пол недавно как следует помыли. У выхода на другую сторону стоял уличный музыкант, который на скрипке старательно выводил какое-то классическое произведение, но какое именно сказать было решительно невозможно, так как он делал это самым наипаршивейшим образом. И чем ближе мы подходили, тем более безобразными и неуклюжими становились фальшивые ноты. Он играл именно для пустого перехода, а показавшиеся неожиданно пара судей в лице случайных прохожих добавили к его нескладной композиции еще и долю волнения. Разумеется, денег в его чехле, кроме тех что он сам положил в самом начале, не было. Мне было физически непросто слушать его, поэтому я непроизвольно ускорил шаг. Оказавшись у подножия спасительной лестницы наверх, я обнаружил, что Э. отстала. Она остановилась у музыканта и принялась суматошно копаться в своей сумочке, бедный скрипач совершал уже совсем неуверенные движения смычком. Они стояли друг напротив друга, объединенные невероятным смущением. Наконец, Э. удалось отыскать пару крупных купюр, и она с дружелюбной улыбкой положила их в футляр из-под скрипки. Молодой скрипач явно не был готов к такому повороту событий, отчего даже прервал свою игру ради смущенного: «Спасибо». Э. кивнула ему и поспешила догнать меня у ступенек на поверхность.

– Ты хоть поняла, что он играл? – спросил я.

– Конечно! «Времена года» Чайковского, – заявила она, затем шепотом добавила. – Вроде бы. Мне показалось, что именно ее. Может и нет. Да и какая разница? Не думаю, что они приходят в переходы именно для того, чтобы продемонстрировать свое мастерство.

– Ну да.

– Правда, это были мои последние деньги. Так что, если ты задумаешь пообедать, то тебе придется меня угостить.

– Хорошо, это можно устроить. Может сейчас зайдем куда-нибудь, а то погода может совсем испортиться скоро?

– Не, пока не хочется, и я не против небольшого дождика.

Как только мы поднялись, сразу начался противный моросящий дождь, до этого лишь висевший очевидной угрозой сверху. Так как никто из нас, выходя утром из дома, не планировал долго находиться на улице, то зонта у нас не было. Оставалось лишь засунуть руки в карманы и съежившись продолжать движение. От такого природного явления людей вокруг стало гораздо меньше, чем было. Серая дымка, до этого более-менее успешно разгоняемая хаотично двигающимися жителями, теперь полноправно ложилась на дороги и тротуары, ленно распространяя свою сущность на все пространство. Туман был всеобъемлющ, своей значимостью он мог уступать лишь самому Городу, так как лишь заполнял его объем.

Э. подняла воротник своего пальто и одной рукой придерживала его около шеи. Мелкие капли скапливались на кончике ее носика. Не отвлекая взгляда от асфальта перед ней, она иногда милым задумчивым движением смахивала их, смешно по-детски жмурясь. Волосы постепенно темнели от влаги и теряли в объеме. Она не обращала внимание, только двигалась все вперед и вперед, полностью погруженная в свои мысли. Порой мне приходилось брать ее за руку, так как она абсолютно не замечала сигналы светофора. Благо и машин на улице было немного. Я оставил попытки завязать какой-либо конструктивную беседу. Если захочет, то сама расскажет, почему она пришла утром на железнодорожный мост. Созерцательность и темная меланхолия Э. постепенно передалась и мне. Я шел рядом с ней, рассматривая окружения, огромные современные здания, отражающие зеркальными фасадами пустое серое небо, стройки за затянутыми рекламными тентами, рассматривал голубей, собирающихся кучками под лысеющими деревьями, туристов в дождевиках с быстро промокающими под дождем картами города. С сильным акцентом они, извиняясь, обращались к нам, так как больше никого не было на улице и не было. Э. откликалась, дружелюбно и терпеливо объясняя, как пройти к картинной галерее или другой популярной достопримечательности. Потом они отправлялись в нужную сторону, а мы в абсолютно случайную.

Я спросил Э. не хочет она все-таки зайти куда-нибудь погреться.

– Да, можно. Только попозже. Я очень хочу сперва заглянуть в парк, пока не стемнело. Сейчас там должно быть очень красиво.

Я согласился, и мы скорректировали наш до того момента индифферентный маршрут. Свернув направо, мы двинулись вдоль большой магистрали, которая как раз упиралась в круг упорядоченного по часовой стрелке автомобильного движения. В центре круга возвышался монумент, олицетворяющий победу в женском обличье. А за ними как раз лежал большой городской парк. Благодаря погоде он был практически пустынным. Мы сошли с выверенного прямого асфальтового покрытия на извилистые утоптанные грунтовые дорожки. Серый город со одуряюще-монотонным гулом ненадолго остался за нашими спинами.