А. Блок. Его предшественники и современники

прошла, и, следовательно, нам опять нужна вся душа, все житейское, весь

человек. Нельзя любить цыганские сны, ими можно только сгарать. Безумно

люблю жизнь, с каждым днем больше, все житейское, простое и сложное, и

бескрылое и цыганское. Возвратимся к психологии» (VII, 79). Характерное для

Блока эпохи «Стихов о Прекрасной Даме» стремление найти определенность

личности лирического «я» («неподвижность») здесь обозначается как «мы

ругали психологию», т. е. как отстранение от более конкретных,

непосредственно жизненных способов постижения человеческой

индивидуальности в искусстве. Под «цыганскими снами» подразумевается

стремление, свойственное Блоку во второй период его творчества, найти

способы отображения «стихийных», «хаотических» сторон человеческой души.

Сейчас, когда твердо осознана необходимость видеть человека в

«нераздельности и неслиянности» разных его проявлений — личных и общих,

Блок считает возможным открыто вернуться к свойственным русской

литературе XIX века (в особенных формах — лирике) конкретно-жизненным,

«психологическим» способам изображения человека. При этом Блок не

отказывается от поисков второго этапа, от стихийно-свободолюбивой личности,

он только находит невозможным и опустошающим оставаться в границах

односторонних, «анархических» вариантов подобной личности, — «бескрылое

и цыганское» понятны только рядом с «психологическим».

Душевный рисунок отношений персонажей в стихотворении «В

ресторане» — это именно односторонности «бескрылого и цыганского», и в

этом смысле — не «психология». Потому-то это и «страшный мир» в ярчайшем

виде, «страшный мир», вошедший в душу человека, «страшный мир», которым

«сгарают». Нет оснований считать подобное изображение человека

неконкретным, — здесь, конечно, есть конкретность особого рода,

многосторонне разрабатывавшаяся Блоком. В этом смысле — тут есть и

«психология» особого рода215. Но изображение современной личности в

215 Программное утверждение Блока «возвратимся к психологии» не следует

понимать упрощенно. Широкий, объемный лирический характер (при всей его

трагической разорванности) в поэзии зрелого Блока — это не простое

повторение асоциального психологизма Апухтина; еще меньше оснований

говорить о возврате к безличностному «непрерывному» лирическому потоку

непосредственного учителя Блока — Фета. Блок и в зрелый период ищет

устойчивого, в своем роде «неподвижного» ядра человеческой личности, как бы

особых «атомов» душевной жизни, и его «психологизм» — новое

художественное качество, преемственно связанное со старой поэзией, но не

сводящееся к ее принципам. В порядке аналогии, для более ясного

представления об этом новом качестве, можно указать на характерное для

нового периода в развитии естественных наук возвращение к «атомистическим

представлениям». Вот как характеризует специалист это новое положение

вещей: «Новая физика в некоторых пунктах отказалась от идеи непрерывности,

идея атомизации, скачков, прерывностей глубоко проникла в современную

«нераздельности и неслиянности» разных ее жизненных возможностей не

исчерпывается и не должно исчерпываться только таким изображением. В

плане общей эволюции Блока в стихотворении «В ресторане» продолжены

искания поэтом театрализованных персонажей и ситуаций: подчеркнуто яркие,

«декоративные» условия сюжета, несколько взвинченная, сконцентрированная,

броская динамика самого этого сюжета, «демонический» поединок лиц-

персонажей. В скрытом виде существует и повествовательность, — все ярко и

броско, но правдоподобно: «случай из жизни», динамически разработанный. Но

«случай из жизни» с иными персонажами может быть сейчас, в полном (хотя и

особом) единстве с театральной динамикой, разработан и в чисто

повествовательном плане, в подчеркнуто конкретной, «бытовой» интонации.

Таково знаменитое стихотворение «На железной дороге» («Под насыпью, во рву

некошенном…», датировано 14 июня 1910 г.). В примечании к этому

стихотворению в первом издании трилогии лирики Блок отметил связь его с

классической русской прозой: «Бессознательное подражание эпизоду из

“Воскресения” Толстого…» (III, 593). За этой «бессознательностью» стоит

целая, уходящая в глубь истории русской поэзии, всегда в «подтексте»

дремлющая в самом Блоке, традиция: еще Апухтин стремился освоить в стихе

«психологизм» Толстого, Надсон и Андреевский пытались прямо перелагать

стихами «прозаические» ситуации Тургенева, Случевский хотел использовать в

стихе опыт прозы «натуральной школы» и Достоевского, и т. д. Едва ли кто

может усомниться в «житейском», «прозаическом» правдоподобии этого

потрясающего трагической правдой жизни «рассказа в стихах», в котором

науку. Атомизируется масса, электрический заряд, энергия, действие;

классические дифференциальные уравнения получают статистический смысл и

предполагаются верными только для среднего значения большого числа

отдельных элементарных процессов» (Вавилов С. И. Исаак Ньютон. М., 1961,

с. 161 – 162). Подобный отказ от представлений о «непрерывности» в

протекании естественных процессов вместе с тем не означает простого возврата