скажем, в «Нечаянной Радости» совсем по-новому, по сравнению с молодым
Блоком, зазвучала социальная тема в связи с темами революции. Однако ни в
«Нечаянной Радости», ни в параллельных этому сборнику «Лирических
драмах» все-таки еще не найдено полного внутреннего единства социальной
темы с лиризмом. «Эмоционально-лирическое» и «социальное» чаще всего
развиваются двумя не совпадающими, но соседствующими пластами. В
сложных и острых, но раздельных соотношениях они выступают, скажем, в
драме «Незнакомка»; из этой общей коллизии вытекает, далее, неорганичность
«кометно-космической» темы в стихах о «Незнакомке». В более широком
смысле — отсутствие достаточно гибких, внутренне органичных переходов
между «социальным» и «интимно-личным» дает запутанную, алогичную
стилистику книги стихов в целом. Образно-стилевые особенности книги —
запутанность, изощренность, алогизм — говорят об общих качествах
мировоззрения поэта. Процесс преодоления «болотности», алогизма
субъективистской «лирики» (в негативном смысле этой блоковской категории) и
выступает по-своему очень отчетливо и перспективно в стихах сборника «Земля
в снегу».
Можно сказать, что открывающее сборник «Земля в снегу» стихотворение
«Ангел-Хранитель» (август 1906 г.) с особой, как бы вызывающей по
отношению к самому себе резкостью поэтически воплощает именно эту
проблему: соотношение личного, интимного и социально-общественного дано
тут в необычайно остром переплетении. Читая это стихотворение, невольно
думаешь, что Блок просто осознал логически стоящую перед ним
художественную проблему и решил испытать любое — сколь бы жестким оно
ни оказалось, — но прямое решение. Едва ли так могло быть, конечно, но
стихотворение в некоторых отношениях в кругу блоковской лирики
беспримерно. Прежде всего, Блок изображает здесь свою интимную драму, то,
что было, вероятно, наиболее болезненной коллизией его личной жизни.
Драматизм отношений поэта и Л. Д. Блок находит себе здесь совокупные —
одновременно и личные и общественные — истолкования. Самоочевидным
образом здесь речь идет не о действующих лицах художественного
произведения, не о «лирических персонажах», но о реальных людях, в чьи
сложные личные отношения с непреодолимой силой вторгается социальная
жизнь, общие особенности существования современных людей. Может быть,
это полное отсутствие средостений между материалом интимной душевной
жизни и искусством, общественным и личным придает стихотворению какую-
то особенную неприятную жесткость. Конечно, стихи как стихи тут не
получились. Но, по-видимому, Блоку нужен был такого рода «порог»,
переступив который он мог несравненно более гибко, свободно, непринужденно
делать переходы между лирическим и социальным началами в стихе. Сама
жесткость стыка этих начал в «Ангеле-Хранителе» делает их не отдельными
друг от друга «темами», но разными гранями одной душевной сущности,
выступающей в стихе.
Уже начальная лирическая формула стихотворения задает основную
внутреннюю тему вещи как слитную, единую и в социальном и в личном
планах: «Люблю Тебя, Ангел-Хранитель, во мгле» — «мгла» тут означает и
мрак, горечь внутреннего состояния единичной души, и тягостное
несовершенство «общих» отношений. Соответственно двоится и образ Ангела-
Хранителя — личное чувство «светлой любви» должно рассеивать и «мглу» в
восприятии «общего», но оно само оказывается изнутри проникнутым темными
началами. Сам Ангел-Хранитель оказывается в единстве с силами социального
зла:
За то, что не любишь того, что люблю.
За то, что о нищих и бедных скорблю.
По самому прямому, явному смыслу столкновения двух этих строк получается,
что объект любви, Ангел-Хранитель, в интимном плане оберегающий от личной
«мглы», — вовсе не таков в социальных отношениях. Тема общественных
отношений в этом контексте дается как необычайно острое личное переживание
социального неравенства. Но это вполне интимное чувство разделяет любящих:
Ангелу-Хранителю нет дела до «нищих и бедных». Столь резкое «вклинивание»
социального в интимные отношения превращает всю драму личного раздора,
индивидуальной внутренней розни любящих в один из знаков большой
общественной драмы. Интимный конфликт как бы выносится «на площадь».
Конечно, в художественном плане все это действительно очень резко, почти
грубо-социологично, и может быть объяснено только крайней и осознанной
необходимостью для Блока внутреннего слияния социального и лирического
начал, полного и явного проникновения социального элемента в те драмы
личных противоречий, которые рисует Блок. В данном случае это обеспечивает
поэту беспримерно обнаженное вынесение его реальных социальных
подтекстов на самую поверхность стиха:
За то, что не можем согласно мы жить.
За то, что хочу и не смею убить —
Отмстить малодушным, кто жил без огня,
Кто так унижал мой народ и меня!
Кто запер свободных и сильных в тюрьму,
Кто долго не верил огню моему.
Кто хочет за деньги лишить меня дня,
Собачью покорность купить у меня…
За то, что я слаб и смириться готов,
Что предки мои — поколенье рабов,
И нежности ядом убита душа,
И эта рука не поднимет ножа…