А было так… Семидесятые: анфас и профиль

Конечно, определение «семидесятые» в данном случае очень условно. Речь, понятно не о периоде с 1 января 1971 года да 31 декабря 1980-го. Семидесятые в этой книге такой же метафорический образ, как «застой» и «золотой век». Ориентироваться будем, в основном на то, что принято называть эпохой Брежнева, отсчитывая время от того, что было «до» и стало – «после». Вглядываясь в это «между», и постараемся найти и зафиксировать именно его характерные черты: бытовые, вещественные, идеологические, культурные, в общем – всякие, в той или иной степени, определяющие жизнь страны и людей. Условная точка отсчета в данном случае, все-таки – не смещение Хрущева и приход к власти Брежнева. Хотя, как мы уже говорили, именно с последним и ассоциируется эта самая эпоха развитого социализма, она же – застоя. И то, и другое, повторю, верно – в равной мере. Особенно если договориться о терминологии и согласиться с тем, что иного «развитого социализма» никто не знал и никогда не видел, а стало быть, то в чем мы жили, справедливо называть именно так. Некий судьбоносный переворот, пусть пока и не в жизни большинства рядовых граждан СССР, но в самом воздухе, в запахе времени произошел, конечно же, в августе 1968-го, когда в Чехословакию, попытавшуюся создать «социализм с человеческим лицом», ввели войска стран Варшавского договора и в Прагу въехали советские танки. Это – довольно четкая грань отделяющая, оттепельные шестидесятые от застойных семидесятых, так или иначе, уже устоялась в книгах, да и в нашем культурном сознании. Не случайно, именно от этого августа ведет условный отсчет и свидетель – активный участник той жизни – шестидесятник Василий Аксенов в своей мемуарной «Таинственной страсти».

Ну, а когда же семидесятые закончились, а восьмидесятые, как говорил Михаил Козаков в «Покровских воротах» проросли? С этим – чуть посложнее. Может быть, эпоха завершилась вместе с закрытием московской Олимпиады 1980-го – последним триумфом (опять же очень условным, поскольку главное спортивное событие окончательно отделило СССР от Запада, бойкотировавшего игры) СССР? А ведь, в определенном смысле, семидесятые надломились уже в конце 1979-го – с вводом наших войск в Афганистан. Именно война – бессмысленная и бесславная, которая там началась, для многих стала знаком начала конца могущественной, вроде бы, еще империи. Приход к власти многолетнего властителя КГБ и одного из главных борцов с инакомыслием в любом проявлении – Юрия Андропова, сбитый советскими ПВО в сентябре 1983-м корейский гражданский «Боинг», уж точно – фактически похоронили несмелые, но все же заметные в эпоху Брежнева, даже при все усиливающемся идеологическом гнете внутри страны, ростки так называемой разрядки – улучшения отношений Востока с Западом. А может, эпоха окончательно завершилась лишь в 1986-м на ХХVII съезде КПСС, где невиданно молодой по меркам нашей страны новый Генсек декларировал уже не только ускорение, но и перестройку?

Можно остановиться на любой из этих дат и на любом из этих событий и это будет почти одинаково справедливо. Изменения, конечно, происходили постепенно, надлом «золотого века» и развитого социализма произошел не единовременно, а в несколько приемов – иногда очень заметных, как начало афганской войны; иной же раз, с точки зрения устойчивости системы – вроде бы и совсем не опасных – как смерть Брежнева. Но перестройка, которую мы привыкли называть горбачевской, «с точки зрения Клио», как сказал бы Гумилев, по сути, началась далеко не в 1985-м. А все же – утром 10 ноября 1982-го, когда в своем загородном доме не проснулся уставший и ослабевший 75-летний генсек – символ советской устойчивости и стабильности. Хорошо помню, что в воздухе что-то изменилось. Нет, мало кто предвидел тогда перестройку, в том смысле в котором мы теперь употребляем этот термин; но то, что будет что-то другое – непонятное и вряд ли радостное почувствовали тогда многие.

То, что стало происходить потом – от андроповской свирепой и бессмысленной борьбы за трудовую дисциплину с облавами в магазинах и парикмахерских, до горбачевской битвы с виноградниками, затеянной во имя искоренения, действительно, катастрофически разросшегося пьянства, оказалось и страшным, и смешным одновременно. И, главное – окончательно уже вышло за рамки той – предыдущей эпохи и реалиями жизни, и главное – духом.