Родственница долго думала. Письма летали из одной страны в другую. И наконец, двоюродная бабка дала свое согласие. Девочку быстро собрали и отправили в Россию. Так представительница третьего поколения Пулей снова прибыла в Архангельск.
Двоюродную бабку свою Марта видела всего один раз, точнее, один день. И это был день приезда на родину матери. В этот день Марту встретили, привезли домой, сняли с нее плотно приклеенные лейкопластырем к телу и мастерски спрятанные под одеждой английские фунты, отправленные по договоренности сестре, покормили супом и определили в детский дом № 7. Елизавета Кузьминична даже успела получить и прочитать письмо от сестры о принятии внучки в дружную семью, но не успела ответить на него. Скончалась.
Далее, на какое-то время, история Марты теряется. Никто о ней ничего не знает. И эти-то данные удалось восстановить случайно. Что-то малое помнила сама Марта. Как отклеивали деньги с тела, помнила. Суп помнила, зеленую дверь детдома с табличкой № 7 и все. Остальное собирали по крупицам. Да и мало их было, крупиц-то. Ну да ладно.
Снова Марта появляется уже шестнадцатилетней. Видимо, до шестнадцати лет она и находилась в том самом детском доме с зеленой дверью под номером 7, да воспоминаний у нее не сохранилось, или вспоминать не хочет. Появляется Марта при Свято-Троицком Антониево-Сийском монастыре. От монастыря, конечно, к концу 50-х годов мало что осталось: богоугодное заведение прикрыли за тридцать лет до этого, монахов разогнали. И в пятидесятые в зданиях бывшего монастыря отдыхали уставшие работники лесной промышленности. Кстати сказать, вполне достойный был дом отдыха. Место прекрасное и, как сейчас говорят, аутентичное. Несмотря на междоусобные потрясения и разные веяния, монастырь и монастырский двор недурно сохранились. Так что отдыхающим там было хорошо, и получить туда путевку почиталось за счастье и большую удачу.
Но вернемся к Марте. Она как раз считала, что работала и жила именно при монастыре, а не в каком-то там доме отдыха.
Пристроил ее туда тот самый отец Никодим, который, если помните, преставился третьего дня. Сам еще молодым был, а девчонку-оборвыша припрятал, схоронил от большого и недоброго для Марты мира. Ей, похоже, совсем несладко в детдоме пришлось, коль в рванье, да с застарелыми, непроходящими синяками пришла она к воротам бывшего монастыря. Отец Никодим рассказывал, как пытался от нее хоть чего-то добиться, хоть какого-то вразумительного ответа, да куда там! Молчит и трясется. Он ее на кухню тихонько и провел. Девчонка на еду набросилась, а как поела, так и уснула мертвым сном. Он ее никак разбудить не мог. Решил оставить пока на кухне, а рано утром перевести куда-нибудь, чтобы никто не видел. Думаю, что дальше было, Вы и сами уже догадались, немного зная Марту и ее историю.
— Правильно, — Александра Сергеевна лукаво улыбнулась, — утром кухня благоухала ароматами свежеприготовленных яств.
Так, опустив излишние и муторные подробности трудоустройства Марты и устройства ее в служебном жилье (то была бывшая монашеская келья, правда, облагороженная кроватью и шкафом), мы и через сорок лет обнаружим ее там же, все в том же доме отдыха. Замечу, что этот прежде забытый богом дом отдыха стал популярен и прям-таки поднялся в цене. К примечательному месту, дивной архитектуре XVI века добавилась еще изумительная и тонкая кухня. Что еще надо алкающему отдыха работнику? Слава сего санатория гремела по всей республике. Достать путевку в рай стало почти невозможно. Вот, что сделала бывшая девчонка-оборвыш.
Подозреваю, что намучились с ней управленцы дома отдыха: председатели, директора и замы. Потому как плевать она хотела на все меню и распоряжения. Что хотела, то и готовила. Да как ее выгонишь, если сами члены Политбюро дрались за возможность отдохнуть в этом санатории и отведать Мартиной стряпни?
Между прочим, отец Никодим Марту к Богу привел и, как мог, вразумил, что можно делать на глазах у всех, а чего не следует. Поняла она что-либо или нет, мы, конечно, не узнаем, но на людях она не молилась, поклоны не била, а беседы вести с кем-либо у нее и так не было заведено. Читала Слово Божье она в своей келье и прятала его очень замысловато — ни разу никто не обнаружил.
А в 1992 году монастырь восстановили. И снова мужской. А потому Марте пришлось оттуда уехать.