А что там в Брюгге?

Василиса с Баб Мартой, волнуясь, во все глаза смотрели на Александру Сергеевну, но потихоньку и их страх начал отступать. И они, не сговариваясь, начали похихикивать, а уже скоро хохотали все вместе. Тетка, откинулась на спинку стула и, задрав голову, смеялась раскатистым, басовитым смехом, утирая крупной, холеной рукой выступающие слезы. Второй рукой она по-прежнему обмахивалась книгой, забыв ее оставить на том губительном, книжном завале. Баб Марта же, прикрывая рот пухлой ладошкой, смеялась тоненько и застенчиво, но от этого не менее заразительно.

После пережитого обед прошел легко и весело. Александра Сергеевна оказалась очень смешливой и удивительно легкой собеседницей. Ее добродушные подтрунивания и заразительный смех создавали действительно праздничную и даже семейную атмосферу в этот светлый праздник.

Когда, наконец, все насытились, а громкий смех сменился на легкие и усталые улыбки, Александра Сергеевна, погладила Марфушу по руке, поблагодарила ее за вкусные блюда и, пожелав хорошо отдохнуть после трудов, торжественно проследовала в кабинет, чтобы «выпить чашечку кофе и в удовольствие покурить в окружении книг, которые ведут себя хорошо и на людей не бросаются».

Василиса c радостью поскакала за ней, прихватив блюдечко для пепла и книгу, которая так и лежала на столе во время всего обеда, чтобы та не портила идеальный порядок. В кабинете Александра Сергеевна села в потертое, но такое уютное кресло и с видимым удовольствием закурила.

Глава 2

— А дайте-ка Вашу книгу. Какая-то она необычная, — глядя сквозь сигаретный дым, проговорила тетка.

Василиса протянула ей книгу и только сейчас, посмотрев на обложку, заметила, что это та потерянная, почти затопленная, но чудом спасенная из подвала несуществующей уже библиотеки книга.

— Она не открывается. Спрессовалась от воды и грязи, — как-то виновато пробормотала Василиса.

— Глупости. У меня откроется. Что тут, что тут? — Александра Сергеевна покрутила книгу в руках, внимательно ее рассматривая. — Тут нужен пар. Поставь-ка чайник. Будем книгу спасать.

И действительно, удивительным образом, побывав в облаке пара, книга начала постепенно раскрываться. Василиса в восторге смотрела на чудо, которое медленно происходило у нее на глазах. Баб Марта же тихонько посапывала, лежа на своем кухонном диванчике, не догадываясь, что творится в двух шагах от нее.

Вернувшись в кабинет, Александра Сергеевна снова села в кресло, надела очки и принялась внимательно изучать книгу: «Да, книга примечательная. Я о таких только читала, но в руках держать не приходилось. Ну что ж, давайте разбираться, откуда и как к нам попала этакая редкая красавица. Что редкая — сразу понятно. На латыни, да еще и рукописная. Таких книг не много встретишь».

Василиса отметила про себе это «к нам» и улыбнулась, вполне обоснованно считая все книги в этом доме только своими.

— Так, что мы имеем? — медленно переворачивая страницы таинственной книги, задумчиво продолжала Александра Сергеевна, превратившись опять в серьезную, ученую даму. — Наличествует только колофон, титульного листа нет.

Василиса не знала, что такое «колофон», но кивнула, как бы наперед соглашаясь со всем, что скажет тетка. Тетка же, заметив неуверенность в глазах племянницы, усмехнулась: «Ладно, поясняю: колофоном называется текст на последнем листе, сообщающий название произведения, его место и время выхода в свет, — в общем, все то, что после стали указывать на титульном листе. Но этот колофон загрязнен так, что ничего разобрать невозможно. Очень вероятно, что будь он не так грязен, мы бы обнаружили на последней странице то же название, что красуется сейчас на обложке, но пока мы только гадаем.

Книгу, конечно же, переплетали заново. И, конечно же, не ранее первой половины XVIII столетия. Многого нам это знание не дает, потому как очевидно, что книга значительно старше. Но, судя по ее вполне достойному состоянию, мы с уверенностью можем сказать, что находилась сия вещь у людей состоятельных и бережливых. Будь это не так, вряд ли эта книга дошла бы до нас в таком виде. А что люди были состоятельными, мы видим по обложке. Тонкая, крашеная кожа с серебром — дорогое удовольствие для людей начала-середины XVIII века».

Что помнила Василиса из курса «История книгопечатания», так это то, что крашенными в редкий синий цвет обложками книги начали украшать именно в первой половине XVIII века. То ли в 1736, то ли в 1743 году. Но ведь помнила же!

Облегченно вздохнув и приосанившись, она все же поклялась себе завтра же взять в библиотеке учебник по этому курсу и прочитать, чтобы перестать выглядеть в глазах ученой тетки умственно отсталой.

— Возможно так же, что титульный лист был утерян, — продолжала свою умную речь Александра Сергеевна, — но не похоже. Слишком гладко и аккуратно оформлен переплет без единого намека на шмуцтитул. Что, и про шмуцтитул тоже не знаете? — посмотрела она недоуменно поверх очков на Василису. — Да как вас учили? Или Вы эти лекции нагло и самоуверенно прогуляли?