А что там в Брюгге?

Василиса уже устала изумляться всему, что видела и слышала. А тетка не унималась. Рассматривала книгу и так и этак. Приближала ее к глазам, отдаляла. Но так больше ничего нового и не нашла. Устало взглянула на часы и охнула: «Василиса, а времени-то сколько! Ехать пора!»

С сожалением отложила книгу, быстро собралась, оделась в коридоре, держась подальше от коварного книжного стеллажа и, пообещав в ближайшее время позвонить, уехала.

***

Герцог нетерпеливо ждал, когда приведут пленника. Мерил шагами библиотеку, гневно поглядывал на приоткрытую дверь и стражников за нею, чтобы увидеть, наконец, хоть какое-то оживление, означающее конец его ожиданиям. Но все было тщетно. За дверью было тихо. Герцог злился.

В ярость приводило Его Светлость и то, что он не мог, не имел ни сил, ни желания объяснить никому, даже преданнейшему другу Лодевику, причину своего гнева. Филипп III не мог поведать никому, за что так злится на Рогира. Тогда бы пришлось раскрыть и причину, побудившую художника выкрасть портрет герцога.

Причина же была проста. Рогир узнал о связи своей супруги Элизабет с герцогом.

Да, Его Светлость всегда был горяч, непостоянен и мгновенно загорался, увидев юное, обворожительное личико или хотя бы кокетливо и как бы случайно выставленную ножку очередной прелестницы. Но тут было иное. Супруга Рогира Элизабет была уже стара. Очень стара. Ей шел пятый десяток. Однако правдой было и то, что она и в этом преклонном возрасте была хороша. Элизабет не потеряла ни стройности стана, ни блеска в лукавых серых глазах. Даже волосы ее оставались такими же, как в юности, — цвета игравшей на солнце смолы. Без единого седого волоска. Рогир до сих пор обожал свою Элизабет, прожив с ней без малого двадцать лет и вырастив троих столь же нежно любимых детей.

Герцог же, презрев супружеское счастье четы и уважение к самому мастеру, не устоял перед прелестью Элизабет. Да и хотел ли устоять?

Но при всей своей страсти к супруге Рогира герцог Бургундский не мог допустить, чтобы кто-то узнал о его связи с прекрасной, но уже очень старой дамой. Это бы означало, что и сам герцог не столь бодр и ловок в охоте на юных нимф, а довольствуется лежалым товаром, чтобы он о себе не думал. Это бы означало, что и герцог стар.

Это и была та причина, суть которой невозможно было раскрыть, особенно помня о предстоящем походе на Константинополь и надвигающейся опасности со стороны Франции. В глазах друзей и тем более, врагов герцог Филипп Добрый должен быть силен и на поле брани и в опочивальне.

А вот о том, что пообещал сделать рогоносец Рогир, и вовсе рассказать было немыслимо.

Случайно узнав об измене супруги Рогир, запер неверную в доме и поклялся отомстить герцогу. Он, позабыв о почтении, так и заявил Его Светлости в лицо: «Я отомщу Вам за унижение. Поверьте мне. Я напишу Ваш портрет. И напишу его с мыслью о мести. Вы будете на нем изображены не в Вашем обычном черном, каковое Вы носите в память об отце, а в костюме шута. Знайте, я сделаю это!»

Филипп, славившийся быстротой реакции далеко за пределами своего герцогства, еще даже не успел понять всю глубину нанесенного оскорбления своей Светлости и памяти своего высокочтимого отца, как Рогир уже покинул залу, где они только что беседовали один на один. А на следующий день из пиршественного зала пропал портрет герцога.

Конечно, Рогира схватили, обвинили в краже. Но портрета у него не обнаружили, а потому на неопределенный срок, необходимый для нахождения пропажи, заточили в темнице.

Часть IV

Глава 1.

— Теть Саш! — вопила в трубку Василиса, позабыв и правила приличия, установленные строгой теткой, и самое себя. — Там буквы!

— Еду, — только и сказала Александра Сергеевна.

Буквы и в самом деле были. И обнаружились они совершенно случайно.

В тот вечер после пасхального обеда и отъезда тетки Василиса сама долго рассматривала книгу и, конечно же, таинственную вставку. Но ровно так же, как и Александра Сергеевна, ничего нового и интересного не нашла. Книга была отложена. Однако каждый вечер после работы и вкусного ужина Василиса заходила в кабинет почитать, а заодно и взглянуть на неразгаданную Книгу с Историей. Она так и называла ее «Книга с Историей», потому что это была именно Книга с большой буквы и именно с Историей.

Последний день апреля был особенно муторным. Не радовали ни погода, — похолодало и поговаривали, что даже пойдет снег, — ни тем более, работа. Василиса с трудом досидела до конца рабочего дня, занимая себя мечтами о бараньих ребрышках в цитрусово-медовой глазури и йоркширском пудинге, которые вчера приготовила искусительница Баб Марта.

Кстати, Чокнутой Василиса ее больше не звала, даже про себя. Она полюбила странную старушку и принимала ее особенности, как данность. «Все мы странные, а она чуть страннее, ну и что?» — решила Василиса и закрыла для себя этот вопрос.