А что там в Брюгге?

Да, ребрышки! Обычно Баб Марта готовила понемногу: супа на две тарелки, порционное горячее и даже небольшие тортики, по размеру больше похожие на пирожные, чем на торты. Все так, чтобы можно было съесть за одну трапезу. Но иногда Баб Марта просчитывалась или увлекалась, и тогда еда оставалась еще и на завтра. А завтра можно было видеть горестно застывшую старушку, наблюдающую, как Василиса разогревает вчерашний обед. Да, Баб Марта не любила подогретую на плите еду, справедливо полагая, что еда должна быть только свежей и разогревать ее — только бога гневить.

А вот как раз вчера Баб Марта к радости Василисы просчиталась: божественно вкусных ребрышек получилось больше, чем Василиса и Баб Марта смогли съесть. А на пудинг у Василисы и вовсе сил не осталось. Потому то и мечталось сегодня Василисе в этот тягучий рабочий день о ребрышках под апельсиново-медовой глазурью и о воздушном пудинге, пахнущем ванилью и чем-то еще таким нежным, беззащитным, чем-то, пахнущим детством.

Ребрышки ждали Василису ровно так же, как и грустная, укоризненно смотрящая на варварские подогревательные действия Баб Марта. Но Василиса была счастлива.

Поужинав, она по привычке направилась в кабинет. Села в любимое потертое кресло, взяла синюю с единорогом книгу, раскрыла ее и задумалась. Так и сидела она, так и поглаживала нежно страницы пальцами, как раньше знакомилась с книгой. И чуткие пальцы не подвели. Почувствовав еле ощутимые бороздки, бугорки и впадинки, Василиса вздрогнула. Провела еще раз, не веря первому впечатлению. Неровности были.

Василиса подняла книгу к настольной лампе, открыв одну лишь страницу, и вгляделась в нее. Теплый луч, осветив страницу, проявил и буквы. Василиса застыла, всматриваясь в красивые готические буквы, которые отчетливо проступали на тонкой бумаге. Чем они были написаны? Да и написаны ли были вообще? Казалось, что переписчик просто выдавливал их пером. И если бы не чуткие Василисины пальцы, буквы нипочем бы не обнаружились.

Вот и вопила в трубку ошалевшая от счастья Василиса, не обращая внимания ни на условности, ни на поздний час.

Александра Сергеевна ворвалась в квартиру, на ходу развязывая шарфик и разуваясь.

— Где она? Где книга?

— Пойдемте, пойдемте, — скороговоркой выстрелила Василиса. — Она в кабинете.

Глава 2

Забыв, что завтра обеим на работу, Василиса с Александрой Сергеевной всю ночь просидели, выискивая и записывая слова. Слова мало того, что были не написаны, а выдавлены пером, так они еще и расползались по разным направлениям. Так фраза, начавшись в углу страницы, продолжалась по дуге раздвоенного хвоста льва, который стоял на задних лапах и, раскрыв пасть, являл окончание фразы на длинном своем, почти змеином языке.

Часто фразу было не собрать. Например, два слова, красиво расположившись в лепестках французской лилии, в сочетании своем ничего не давали. Продолжения других фраз ни Василиса, ни Александра Сергеевна не находили. Это были какие-то неоконченные, как бы отрезанные фразы. Три слова «тридцать, рыцари и гербы», допустим, можно было связать. И получалось довольно понятно: «тридцать рыцарей с гербами» или «тридцать гербов рыцарей». Но что именно должны означать эти рыцари и эти гербы, пока было не ясно. Усложняло понимание и то, что начертанные слова стояли в неопределенной форме.

Все, что было написано и нарисовано яркими красками, вполне определенно указывало на герцога Филиппа Доброго. А все, что было выдавлено пером, пока ни на что не указывало. Это все надо было найти и каким-то образом соединить, чтобы понять смысл. Что можно было утверждать точно, так это то, что кто-то намеренно очень искусно зашифровал свое послание, раскидав его по всем страницам вставки.

К утру весь стол Василисы был завален исписанными тетрадными листами. В 8 утра измученные, но счастливые своим открытием две исследовательницы поплелись на кухню завтракать. Но даже виртуозно приготовленный Баб Мартой омлет с травами, лежащий на тарелках пушистыми облаками, даже умопомрачительный аромат крошечных рогаликов, испеченных к кофе, не могли отвлечь Василису с Александрой Сергеевной от мыслей о книге. Все то, что раньше вызывало божественный трепет, сегодня было проглочено и почти не замечено.

После завтрака обе отпросились под разными предлогами с работы и опять засели в кабинете.

После ночи, проведенной в поисках с внезапными вскриками, означающими новое открытие, и бесконечными шиканьями друг на друга «тише, а то Марта проснется!» собрать во что-то более-менее понятное удалось немногое. Семь бумажек лежало на столе рядочком. На четырех было следующее:

Божественный флорентиец.

Тридцать гербов рыцарей или тридцать рыцарей с гербами.

Храм божий здесь.

Месть мастера спустя.

На остальных листках вперемешку были выписаны слова, которые никак не хотели соединяться во что-то понятное: младенец, отмщение, пламень, ярость, Господь, клятва, святая, мост.

— Так, — сказала Александра Сергеевна, устало потирая глаза, уставшие от очков и ночного бдения. — Час спим и снова в борозду.