А что там в Брюгге?

Василиса кивнула и, опустив голову на книгу, мгновенно уснула. Александра Сергеевна столь же мгновенно уснула, сидя в кресле, чего очень давно с ней не случалось: ни продавленного кресла вместо кровати, ни мгновенного засыпания вместо невыносимой старческой бессонницы.

Проснулись обе под вечер.

Глава 3

Сидя на кухне и доедая вкусный ужин, приготовленный Мартой, счастливой от того, что близкие рядом, Василиса и Александра Сергеевна обсуждали обнаруженные слова.

— Ну, допустим, только на минуту, — говорила Александра Сергеевна, собирая с тарелки кусочком хлеба пряный мясной соус, — что и вставка относится каким-то образом к Филиппу III. Допустим, что тридцать рыцарей с гербами…

— Или тридцать гербов рыцарей, — перебила ее Василиса.

— Пока это не важно. И не мешайте мне, голубушка, размышлять. Так вот, допустим, что тридцать рыцарей с гербами или без оных, — строго глянула на племянницу тетка, — мы как-то можем соотнести с Филиппом Добрым. Так же допустим, что «Храм божий здесь» является указанием на несостоявшийся крестовый поход на Константинополь. Впрочем, совсем необязательно.

— А Вы говорили, что вставка более позднего периода, чем книга. Может Филипп тогда уже умер? Тогда вставка не имеет никакого отношения к Филиппу, — заметила Василиса.

— Филипп отдал богу душу в 1467–1468 годах, если я ничего не путаю. Марфушенька, подавай, умница, чай. Все очень вкусно. Не устаю благодарить творца за счастье вкушать твои божественные блюда. Вот, что со мной делают твое мастерство и книги древние! Заговорила, как толстовская графинюшка. Так, так, спасибо. И, Василиса, подайте мне, пожалуйста, вооон тот очаровательный птифурчик! Благодарю.

Продолжим. Филипп умер. Но Божественный флорентиец, — не совсем последовательно проговорила Александра Сергеевна. — Кого так называли? Правильно, — сама себе ответила тетка, доедая очаровательный птифурчик, — Микеланджело. Не сразу, конечно, а после его Пьеты.

— Знаю! Знаю! — вскричала Василиса. — Это самый конец XV века. У меня книжка была про Микеланджело. Серенькая такая.

— Молодец. Ваша серенькая книжица была, скорее всего, написана Ирвингом Стоуном. Многое там придумано, но суть передана верно. А главное, Вы совершенно правы. Пьета Божественным флорентийцем была создана в конце пятнадцатого века.

— Он ее еще как-то долго создавал, — продолжала волноваться Василиса, предавшись воспоминаниям.

— Не слишком. Начал в 1498 году в Риме, а в 1501 году уже вернулся во Флоренцию.

— Разговаривать с Вами невозможно, — почти обиделась Василиса.

— Разговаривать возможно, спорить бессмысленно. Я знаю больше Вас. Успокаивает то, что у Вас еще вся жизнь впереди. Наверстаете. А пока возьмите птифурчик. И я предлагаю прогуляться хотя бы вокруг дома. Сутки дома сидим. Пойдемте, проветримся. Там и продолжим.

Они встали, благодарно расцеловали Марфушу и отправились на прогулку.

На улице и правда, похолодало. И все шло к тому, что снег-таки пойдет. Но тетка с племянницей были увлечены беседой, а потому решительно не обращали внимания на погодные неприятности.

— И все же, как соотносятся рыцари с Микеланджело? — третий раз за последние пять минут проговорила Александра Сергеевна. — Какое отношение флорентиец имеет к Филиппу?

— Я думаю, что если речь идет все-таки о Микеланджело, то мы можем утверждать, что вставка написана и вклеена не раньше первого десятилетия XVI века, — заметила Василиса.

— Два раза молодец. Не переживайте. Это я завидую. Вы очень толково рассуждаете. Да, вставка начала шестнадцатого столетия. А к этому времени не только Филипп Добрый почил, но и сын его Карл Смелый. Что же нам хотели сказать этой вставкой? Давайте соберем все, что нашли.

Итак, у нас есть:

Книга, написанная в 1457–1463 годах, и, как мы, надеюсь, верно предполагаем, принадлежащая герцогу Бургундскому Филиппу III Доброму.

Вставка, за каким-то чертом вклеенная в книгу. И вставка эта начала XVI века.

Микеланджело. А я-таки настаиваю, что это о нем идет речь во вставке.

Тридцать рыцарей с гербами. Возможно, это о рыцарях Ордена Золотого руна. А возможно и нет.

Нам ничего не дают ни словосочетания «храм божий здесь» и «месть мастера спустя», ни слова: младенец, пламень, святая, клятва и что-то там еще было.

— А если это про младенца сказано «святой»? — спросила Василиса, пытаясь идти в ногу с теткой. Но та шла хоть и прогулочным, но каким-то слишком размашистым шагом, сцепив руки за спиной. Поспеть за ней было практически невозможно. «Ну, вылитый Ленин в Горках», — подумала Василиса, глядя на тетку.

— Думала уже. Святым может быть и пламень, и даже мост. Если пойдем дальше в этом направлении, то можем дойти и до отмщения младенца и до его же ярости. Нет. Надо передохнуть и взглянуть на все это свежим взглядом.

Они уже подходили к подъезду, когда Александра Сергеевна внезапно остановилась и спросила: «А откуда у Вас эта книга вообще?»

И Василисе пришлось поведать тетке всю историю появления у нее книги.