А что там в Брюгге?

— Здравствуйте, милые дамы, — высокопарно начала Александра Сергеевна, выкладывая на скатерть книгу с единорогом. — К нам в руки попала вот эта книга. Похоже, что она до недавнего времени находилась у вашей сестры. Вам эта книга знакома?

— Капочка, это ж наша! — воскликнула тонким, нежным голосом одна из старушек. — Она, оказывается, у Ляльки была! Вот негодница! Все ценное к себе в нору подмосковную утырила!

Это «утырила» так диссонировало с комнатой, с самими старушками и, тем более, с тоненьким, кукольным голоском, что Василиса невольно передернулась, а Александра Сергеевна хмыкнула.

— Ой, Капочка, посмотри на них! Московские интеллигенты приехали. Я, к вашему сведению, всю жизнь проработав с уголовниками, никакими речевыми оборотами не гнушаюсь. И «утырила» — это еще мягко сказано. Но обещаю при вас не злоупотреблять бранными словами, если это вас так смущает.

Александра Сергеевна хмыкнула еще раз. Меньше всего этот божий одуванчик походил на бывшую работницу с преступными элементами. Но как знать, как знать! Оставалось надеяться, что вторая старушка на поверку не окажется главарем какой-нибудь банды.

— Это Капочка у нас в семье ангел, — продолжала бойкая старушка, носившая, по всей видимости, имя Мура. — Всю жизнь Капочка при церквах да при монастырях. А я ничуть. Я при зэках.

— Господи, как же Вас к преступникам занесло? — несколько запоздало удивилась Александра Сергеевна. И ее хриплый, прокуренный голос прогремел трубой Иерихонской на фоне нежного голоска хозяйки.

— Длинная история. Вы чай пить будете? — обратилась гостеприимная старушка к гостям.

Тетка с племянницей переглянулись и кивнули.

— Глянь, кивают. Капочка, они согласны. Накрывай к чаю.

Капочка молча поднялась из-за стола и аккуратно пошла к двери. Шла она несколько странно, глядя в одну точку, куда-то вдаль.

Мура поймала заинтересованный взгляд Александры Сергеевны и пояснила: «Слепая она. Солдатики в свое время подшутили. Быдло бесноватое. Глазки ей попортили. Но я после отомстила, конечно. Постреляла голубков».

«Боже, куда я попала? Что за страшные вещи старушка рассказывает? Да так легко, как будто ничего ужасного не произошло: ну глазки попортили, ну постреляла… Что это? Какая-то жуткая, нечеловеческая жестокость», — подумала Василиса.

А Александра Сергеевна сразу как-то съежилась, обняла себя руками, как будто озябла, и одними губами прошептала: «Люто-то как».

— Это верно, время было такое. Лютое. Полная неразбериха, царство хаоса, бандитов множество. И каждый норовит напроказничать. Шалопаи.

— Ну, то зверство, которое они с Вашей сестрой совершили, проказой назвать трудно, — воскликнула Василиса.

— Девочка, конечно, права, — проговорила Мура, глядя куда-то в сторону. — Но после того, что я в жизни видела, эти убитые мною мальчики кажутся вполне невинными. Много грязи, много мерзости. Подлости еще больше. Вспоминать не хочу.

Тихая Капа вошла в комнату, толкая перед собой маленький столик на колесиках. Василиса кинулась ей помогать. Вместе они накрыли на стол и все сели чаевничать. Красивые тонкого фарфора бело-синие чашки, блюдца, ложечки с витыми ручками, сахарница с кусковым сахаром и маленькими щипчиками, большой уютный чайник, расписанный ангелами, тарелочка с аккуратно нарезанным лимоном и хрустальные розетки с разными вареньями — все изумительно прекрасно, если бы не эти «попорченные глазки» и «убитые мальчики». Это были два разных, ни в каких точках не соприкасающихся мира, которые вопреки всем законам именно здесь, в этой комнате и пересекались.

«Хотя, — думала Василиса, которую очень волновала мысль об этих двух мирах, — наверное, так и должно быть. Именно этот уют, эти шторы, чашки, щипчики, камеи, люстры и есть то, что является защитой, завесой, броней, спасающей от внешнего мира с его ужасами и зверствами. По крайней мере, для этих двух старушек».

— И все же, как Вы связались с уголовниками? — обратилась Александра Сергеевна к Муре. Видимо, эта московская гостья уже овладела собой. Ее деятельная натура не позволила ей и на сей раз долго оставаться в сером, вязком, липком ужасе сопереживания и сочувствия к сухонькой старушке, покалеченной много лет назад. «Да, это случилось, но так есть», — твердил ее логичный профессорский, закаленный жизнью и борьбой ум. Это спасало всегда. Спасло и сейчас.

— Как, как? Да деваться было некуда, — промурлыкала Мура. — Теперь-то уж можно рассказывать: дело давнее, да и времена сейчас другие. А вы люди хорошие, сразу видно. Поймете.