А другой мне не надо

«Мама!» – подхватилась Аня и, проклиная себя за нерасторопность, начала рыться в сумке в поисках сотового телефона. Обнаружив, что тот разряжен, она взяла такси и назвала адрес ни о чем не подозревающей Людмилы Дмитриевны. Удостоверившись, что с матерью все в порядке, Гольцова чмокнула ту в щеку, легко сочинила, что была поблизости, поэтому не смогла не забежать, но точно проходить не будет, потому что домой-домой-домой и так далее…

Обескураженная Людмила Дмитриевна закрыла за дочерью дверь и вышла на балкон, чтобы проводить ее хотя бы взглядом.

– Пока! – прокричала ей снизу Аня и заторопилась в сторону остановки, откуда в разные концы города уезжала добрая половина района, в котором прошло ее детство.

«Что-то случилось», – встревожилась Людмила Дмитриевна, все не решавшаяся вернуться в комнату, и так и стояла, облокотившись на балконные перила. Раньше Анна никогда не позволяла себе визитов такого рода. Напротив, прежде чем появиться в родительском доме, она всегда звонила, интересовалась планами матери и приходила только в том случае, если та приглашала. А та приглашала всегда, но Анна никогда ее гостеприимством не злоупотребляла, предпочитая принимать Людмилу Дмитриевну у себя, чтобы не погружаться в атмосферу разоренного родительского гнезда. Она, как дочь, до сих пор не могла смириться с уходом отца из семьи, по-детски считая, что тот бросил не только свою жену, но и ее, Аню. А ведь она гордилась и восхищалась им, полковником в отставке, интеллигентным и образованным человеком.

Когда это случилось, Анна решительно встала на сторону матери, не принимая отцовский выбор. Его новая избранница была ровесницей Людмилы Дмитриевны. «Я понимаю, ушел бы к молодой женщине!» – поделилась она с Толей и заплакала, продолжая мечтать о том, чтобы родители воссоединились. Но этого не произошло, и Анна запретила себе вспоминать об отце, а когда думалось, все равно гнала прочь эти глупые, как она говорила, «детские» мысли. И святая Людмила Дмитриевна периодически напоминала дочери о необходимости позвонить отцу и всякий раз натыкалась на бурное подростковое сопротивление.

– Анечка, – уговаривала она дочь. – Все-таки это твой папа. Кстати, немолодой. Может быть, не стоит резко рвать отношения с человеком, который тебя так любит? Ведь сегодня он есть, а завтра нет.

– Что ты хочешь этим сказать, мама? – вспыхивала в ответ обычно уравновешенная Анна.

– Только то, что нужно уметь прощать. Я лично его простила. И отпустила. И ты отпусти…

– Не могу, – теряла весь пыл Аня и отворачивалась в сторону.

– Значит, не время, – вздыхала Людмила Дмитриевна и всячески пыталась поспособствовать примирению дочери с отцом. Через три года, правда, она сдалась, сопроводив это словами «Нашла коса на камень», и прекратила миротворческую деятельность, записав себе поражение. Но все равно ее не покидало чувство вины за то, что не удержала мужа, а значит, не сберегла покой своей единственной дочери. И поэтому, глядя ей вслед, Людмила Дмитриевна всегда молилась о долгожданном мире в Аниной душе. В том числе – и сегодня.

Навестив мать, Гольцова на какое-то время успокоилась и, махнув рукой, остановила маршрутное такси, так и не дойдя до официально утвержденной остановки.

– Женщина, вы не видите, где люди стоят? – прокричал ей водитель, но тем не менее остановился. – Мне штраф, думаете, охота платить?

– А кто вас заставляет? Ехали бы мимо, – буркнула Анна и прошла в конец салона в поисках свободных мест. Их оказалось предостаточно. Но почему-то некоторые из них были мокрыми.

– Осторожно, – предупредил ее загорелый парень, вынув из одного уха наушник. – Пиво.

– Пиво? – удивилась Гольцова и принюхалась: действительно в салоне неприятно пахло. – Остановите автобус! – потребовала Анна и вернулась к дверям.