А если снова с чистого листа

Альбина скинула рюкзак и протянула полицейскому паспорт, раскрыв на странице, где дети значились. Он посмотрел, пролистал остальное:

— Тем более, вам себя для своих детей беречь надо.

— Если я там буду, то, значит, всё, что смогла, сделала. А иначе жить не смогу, я тот ужас до сих пор переживаю.

Выглянула из кухни Варвара, сказала:

— Я в скороварку кабачки молоденькие порезала, картошку, морковку, тыкву прошлогоднюю. Пока вы собираетесь, дойдут, блендером измельчу. Солить не буду. Ещё кашки манной сварю на молоке, очень жиденькую типа манного супчика. И пойдёмте, я на вас батюшкину одежду подберу. И болотные сапоги у нас есть, хоть батюшка не рыбак.

— Под храмом не пройти, там Михайлов в тот же день всё зацементировал.

— Через часовню пойдём, — ответила Альбина, встав.

— Там нет хода.

— Найдём, — пожала она плечами и ушла вслед за попадьёй.

Через час они вшестером шли цепочкой по кладбищу. Плетясь вслед за Германом, идущим вторым после отца Сергия, она с отчаянием думала, что у её детей никого нет, кроме неё. Пока священник открывал замок, Альбина отошла к ближайшей могиле, присела на скамейку и набрала Диму. В ответ на его радостное приветствие сказала, что позвонит ему завтра для длительного разговора, а сегодня просто хочет попросить, чтобы он в случае чего помог её детей определить. И в ответ на его яростный мат ответила: «Всё завтра, Дима».

— Отец детей? — спросил Герман.

— Крёстный.

Они зашли в часовню. Собственно, это не часовня была, а развалины старинной выложенной из камня церкви, в которой служба не велась уже лет полтораста, с тех пор, как была построена кирпичная.

— Вы уж потерпите, я буду определяться на местности, сказала она. — Храм там? Окно подвальное смотрит туда?

Закрыла глаза и под скептическими взглядами мужиков стала медленно поворачиваться, мысленно проговаривая, что дверь была напротив, ступени поворачивали налево, ещё раз налево, потом направо, потом на ступени налево, ещё раз и ещё раз, упёрлась в стену, которую открыть не смогла. Открыла глаза и сказала:

— Если ничего не пропустила, дверь за спиной.

Мужики стали простукивать стену, а она вышла, дошла до кучи мусора, нашла там дощечку, вернулась и стала очищать стык стены с полом. Почти в углу обнаружила подвижный камень, вынула его, посветила фонариком в образовавшуюся дыру, вскочила, сняла рюкзак и вынула оттуда связку ключей. Герман их у неё выхватил, сказав: «У меня руки сильнее», и опустился на пол. Перебрал связку, выбрал один, попробовал, посмотрел на напарников, один из них подал ему какой-то стержень. Ещё несколько манипуляций — и часть стены подались вперёд. Все молчали, только полицейский с шумом выдохнул. Один из мужиков, лысый с мелкими чертами лица и сальным взглядом, которого приятели звали Док, нырнул резко вниз в образовавшийся проём, Герман сначала попытался нажать на отошедшую стену, потом присел и повернул ключ, и только тогда стена встала на место. Они подождали некоторое время, потом Герман вновь воспользовался ключом.

— Там такая же скважина, — сказал тот, кто уходил за стену. — Ни туда, ни назад без ключа не выбраться.

— Контрольное время — четыре часа, — сказал Герман участковому и священнику. — Возвращайтесь, только дверь прикройте, но замок не навешивайте.

Когда они спустились по ступенькам крутой узкой с неровными ступенями лестницы, где чуть ли не плечами в стены упираешься, и вышли в широкий по сравнению с лестничным маршем коридор, третий член группы, которого приятели звали Чиф, осветив его, присвистнул. Они разделились по двое и обшаривали все боковые ответвления. Мужики хотели для скорости разделиться по одному, но Альбина предупредила, что в этом лабиринте ходы то и дело раздваиваются. Минут сорок они гоняли по этим ходам, которые иногда раздваивались, и тогда пара расходилась по одному, но тогда закрепляли бечёвку от этой развилки, чтобы не заблудиться. Иногда ход приводил их всё в тот же главный коридор, иногда в тупик. Бечёвки, выводившие в коридор, они закрепляли на стене, чтобы было видно, что путь проверен. Вернувшись в коридор из очередного хода, мужики что-то просигнализировали Герману, который ходил в паре с Альбиной. Ей показалось, что он артикулировал «двести» и с отчаянием спросила: «Ребёнок?» «Нет, взрослый», — ответил тот и, спросив взглядом Германа, показал на телефоне снимок тела и добавил, что в завале, по всей видимости, ещё один, торчит клок такой же одежды. Метров сто они молча двигались после этого по коридору, почти не встречая ответвлений, зато вода там стояла по колено. Потом идти стало уже невозможно, коридор слегка шёл под уклон, и настал момент, когда стало понятно, что дети туда пройти не могли.

— Выходим на верхний ярус, — сказала Альбина.

— Это где? Мы же всё обошли.

— У меня тогда был с собой гвоздь. Сначала я стрелки царапала, потом стала цифры писать. Каждый проход нумеровала. Сейчас вспомню… нет, точно не скажу, не то девять, не то восемь.

Цифры на стене они разглядели, но выразили сомнение, что где-то ещё есть непроверенный проход, из всех торчали хвостики верёвок.