А где-то рядом идёт война…

– А куда папа уезжает, можно с ним? – Андрейка нетерпеливо заёрзал на неудобном жестком диване. Дядя обнял его за плечи, вздохнул.

– Нет, сынок. Эта дорога в один конец, в вечность. Нам, живым, путь туда пока заказан. Каждому – своё время.

Андрейка не понимал дядиных слов. Нет!!! Всё, что он говорил – неправда! Папка не мог так с ним поступить: бросить и навсегда уехать! А как же он, мама, маленький братик?! Андрейка потянул дядю к двери:

– Не ври! Я к папе хочу! Где папа, быстро отвечай!!

– Андрейка, держи себя в руках. Мы с тобой мужики, ты понял? – Дядя Иван сжал детскую ручонку. – Я же тебе объяснил: отец здесь, в больнице. Только в противоположном крыле здания, в морге. И сейчас ты не сможешь с ним повидаться. Умер твой папка. Не смогли его спасти. Покинул свет в тот момент, когда Михасик закричал, сделал свой первый вздох.

Андрейка вырвался из дядиных рук и с криком бросился в конец длинного извилистого коридора:

– Папка! Папкааа…

*****

Под боком завозился Тобик. Андрейка засунул его под одеяло, развернул поперёк. Так они с Михасиком согревались: упираясь ногами в тёплый живот щенка, тесно прижимаясь друг к другу. Заканчивались сухари. Догорала последняя свеча. Было очень холодно и хотелось пить.

Наверху больше не стреляли. А потом начался сильный ливень. Сквозь щель тонкой грязной струйкой потекла вода. Андрейка не разрешал Михасику сразу пить. Подставлял банку и ждал, когда она наполнится, грязь осядет на дно и вода станет чище.

Нашли их не скоро. Если бы не Тобик, вряд ли нашли живыми.

В тот день щенок начал вести себя беспокойно: вначале поскуливал, потом перешёл на лай. Лаял яростно и долго. До тех пор, пока не осип. Сверху послышался приглушённый шум, скрип половиц. Крышка приподнялась, в щель просунулась чья-то рука с фонарём. Жёлтый кругляшек света заскользил по стенам, выхватил из темноты груду тряпья в углу погреба, сипящего, обессиленного Тобика.

– Ребята, ну-ка поднажмите, здесь кто-то есть!

Под приподнятую крышку просунулось бревно. Оно дёргалось до тех пор, пока крышка не сорвалась с петель. В погреб спрыгнул солдат в камуфляжной форме. Потрепал за ухом Тобика, откинул угол одеяла, затем крикнул кому-то:

– Скиньте плащ-палатку, тут дети… Не знаю, сейчас проверю… Тёплые! Кажись, живые! Накройте там чем-нибудь женщину! Наверное, мамка ихняя. Незачем им видеть…

*****

– Ну, что, сынок, как ты? Получше?

Михасик открыл глаза. Напротив кровати сидел человек в пятнистой форме. Давно не бритое, усталое лицо, глубокие складки в уголках рта, россыпь мелких морщинок вокруг смеющихся серых глаз. Папка?!

Казалось, солдат понял немой вопрос мальчугана. Покачал головой. Погладил лежащую поверх одеяла исхудалую ручонку. Затем нагнулся и приподнял с пола Тобика. Тот, поджав лапки, суетливо замахал хвостом.

– Пёс – настоящий герой! Держи своего спасителя…

Оказавшись рядом, Тобик, радостно взвизгнул и лизнул Михасика в щёку. Солдат шутливо щёлкнул Тобика по носу: не балуй!

– Отдыхай, малец. Теперь всё будет хорошо.

Михасик отвернулся к стенке, закрыл глаза. Хорошо теперь никогда не будет. НИКОГДА! Лучше бы их с Андрейкой сразу, вместе с мамой убило. Были бы сейчас они там все вместе, на небушке. Разыскали, наконец-то папку…

Михасик не помнил отца. Знал только, что тот был шахтёром. И хорошим человеком. Он погиб перед самым Михаськиным появлением на свет. Как-то раз мама сказала, что это горе заставило Михасика поторопиться с рождением. Эх, надо было ещё раньше родиться! Тогда бы успел с папкой своим свидеться.

Все говорят, что он с ним – одно лицо. Но разве может такое быть, чтобы на двоих одно лицо? Михасик приставал к маме, чтобы разъяснила. Но мама только смеялась и говорила: «Чудак-человек!» А старший брат поддразнивал, называл его: «Михась двуликий».

Михасик решил: когда станет взрослым, будет как папа, работать в шахте, добывать для страны уголь. Но мама почему-то расплакалась и сказала:

– Ни-ког-да! Второй потери я не переживу.

Михасик покосился в сторону Андрейки. Думал, тот снова начнёт над ним смеяться. Но брат положил руку ему на плечо и тихо прошептал: «Не расстраивай маму». А вслух предложил:

– Я вот кораблестроителем стать хочу. Давай, ты будешь капитаном? Знаешь, какая у него форма красивая!

Михасик обрадовался.

– А можно, я буду капитаном самых дальних-предальних стран?

Мама притянула к себе сыновей, обняла, поочерёдно расцеловала.

– Конечно, можно, даже нужно. Один инженер, другой капитан далёких стран… Какое счастье!

Михасик сразу заважничал:

– А форму ты мне капитанскую сошьёшь?

– Непременно. Ты будешь самым красивым капитаном на свете…

– Самых дальних-предальних стран! – не удержался, ввернул Андрейка.

*****

Вообще-то Михасик с Андрейкой между собой жили дружно. Дрались редко, всё больше в шутку. Разногласия разрешались мирными переговорами. Правда, иногда, на правах старшего брата, Андрей задирал нос. Но так, самую малость: подковырнёт, как сейчас, или же поучать примется. Это он любит…