А я смогу…

С того самого сентябрьского дня, когда Серёжа ушёл из больницы, она ни разу, то есть совершенно ни одного разочка не смогла ни в кого влюбиться. За ней ухаживали многие. Она уже давно избавилась от детского комплекса и перестала считать себя некрасивой. Наоборот, научилась подавать себя, одеваться, знала, что нравится многим. Но вот любить разучилась. И думала, что навсегда.

Но симпатичный Павел ей очень понравился. Нет, ничего подобного тому, что она когда-то чувствовала с Ясенем, не было. Ни тебе дрожи во всём теле, ни сладкого замирания сердца, ни спазма в горле, когда и слова вымолвить не можешь. Ну, так ведь и она не студентка, а вполне взрослая дама тридцати двух лет от роду, хозяйка маленького, но успешного и развивающегося бизнеса. Так что не до любовной экзальтации.

Зато новый знакомый мил, хорошо воспитан и, кажется, искренне ей увлечён. А что ещё нужно для счастья? «Много чего ещё нужно», – подумалось неожиданно, но Ольга думы эти пресекла на корню и с удовольствием согласилась пойти через три дня в театр.

Так и начался их лёгкий, необременительный, но вполне приятный поначалу роман. Они часто встречались, много гуляли, благо разошедшаяся весна способствовала, ходили на выставки, новые спектакли и прочие подходящие интеллигентным успешным людям развлечения. Ольгины родители, с которыми примерно через месяц после их первой встречи она познакомила Павла, неожиданно пришли от него в восторг.

– Ну, наконец-то ты повзрослела, Оля, – довольно улыбалась мама, глядя в окно, как ухажёр дочери садится в новую, сияющую лаком машину. В марках и моделях она не разбиралась, но видела, что автомобиль недешёвый и солидный. Да и сам Павел ей казался очень правильным и привлекательным потенциальным зятем. Таким легко и удобно гордиться и хвастаться перед подружками. Не то что её первый зять, нищий студентик и голодранец. Да ещё и озабоченный.

Ольга выслушала мать, посмотрела на её всё ещё очень красивое, разрумянившееся, возбуждённое лицо, и ей стало противно, а Павел вдруг показался неприятным и неискренним. Она даже отказалась на следующий день идти с ним на очередной спектакль, ничего не объясняя и малодушно сославшись на головную боль. Но потом встречи их возобновились, и червячок сомнения, поднявший было голову, исчез. Хотя Ольге иногда казалось, что не уполз навсегда, а лишь затаился, спрятался.

В апреле у неё был день рождения. Павел подарил ей прелестные серьги с хризопразами (она хотела отказаться, но уступила его уговорам принять подарок) и пригласил в ресторан. Они прекрасно посидели, и в конце вечера Павел тихо сказал:

– Олечка (он всегда называл её только так, и у неё от приторности аж скулы сводило, не привыкла она к такому обращению), Олечка…

Глядя на его милое, располагающее лицо и мягкую улыбку она вдруг испугалась: а ну как замуж позовёт, что ж тогда делать-то? – и немигающе уставилась на него, чувствуя себя кроликом перед удавом. Но он, к счастью, этого не сделал, зато предложил:

– Я хотел бы познакомить тебя с моим дядей. Я ведь рассказывал тебе, что отца у меня нет, то есть был, конечно, но умер много лет назад. Зато имеется мамин брат, который мне его заменил. Дядя наслышан о тебе и горит желанием познакомиться. Если ты не считаешь это преждевременным или обременительным…

– Да что ты, конечно, нет! – прервала она, не в силах больше слушать его правильную речь. Вообще его манера говорить недели через две после их знакомства стала её невыносимо раздражать. Если бы её попросили объяснить, чем именно, она бы не смогла. Он говорил очень грамотно, гладко, будто по бумажке. Его безупречную речь не засоряли ни слова-паразиты, ни жаргонные, молодёжные или грубые слова и словечки. Нет. Его манера говорить была безупречна, стерильна и до одури скучна. При общении с ним у Ольги всегда создавалось ощущение, что она беседует с каким-нибудь европейским дипломатом, находящимся притом в официальной обстановке. Так иногда говорят великолепно знающие чужой язык иностранцы: слишком правильно, слишком чисто, слишком безупречно.

Как-то раз, рассказывая ей о том, что он ездил на могилу отца, Павел произнёс фразу, услышав которую Ольга поперхнулась и долго ещё не могла прийти в себя. Сначала было подумала, что это шутка, но быстро поняла, что на такие темы Павел шутить не умеет. Он совершенно серьёзно сказал ей тогда:

– Сегодня был на могиле папы, возложил цветы к памятнику.

Прокашлявшись и отдышавшись, Ольга хотела было мягко пожурить его за официоз, да решила промолчать, справедливо рассудив, что Павел уже взрослый человек и переделать его вряд ли удастся. И потом во всём остальном он тоже был таким: очень правильным, очень аккуратным, очень обстоятельным. И Ольге, которая вообще-то всегда считала себя именно правильной, аккуратной и обстоятельной, создалось впечатление, что она до его идеальности как-то недотягивает. Да и вообще, она вдруг обнаружила, что на его фоне она почти бунтарка.

Он так и говорил ей: