Уже через пять минут она забыла о его тяжёлой болезни и высоком положении, о том, что они только что впервые увидели друг друга. Глядя на его худое измождённое лицо, она видела живые ясные глаза, умные и проницательные, и лёгкую мудрую улыбку. В нём не было ничего из того, что так раздражало её в Павле. Зато были море обаяния, прекрасное чувство юмора и лёгкость. Она давно так не смеялась, не чувствовала себя так уютно и комфортно. И, от души хохоча над какой-то шуткой Ивана Николаевича, вдруг поймала себя на мысли, что если кого он и напоминает ей, то Серёжку, её Серёжку, каким тот был девять лет назад. Подумалось вдруг, что лет через тридцать он будет именно таким, как Иван Николаевич Орехов сейчас, и болезненно сжалось сердце. Её-то рядом с ним не будет.
Видимо, что-то изменилось в её лице, потому что Иван Николаевич серьёзно посмотрел на неё и подбадривающе улыбнулся, от чего ей стало совсем уж плохо. Усилием воли она взяла себя в руки и попросила хозяина показать ей дом. Попросила – и осеклась: а вдруг ему тяжело?
Но дядя неожиданно легко поднялся и, предложив ей руку, устроил целую экскурсию. Видно было, что домом своим он гордится и рад любой возможности немного похвастаться своим детищем.
Охая, ахая и то и дело восхищённо покачивая головой, Ольга ходила от комнаты к комнате, от окна к окну. Если и существовал на свете дом её мечты, то это был именно он. Об этом она, не сдержавшись, и сказала хозяину, чем вызвала у него очередной приступ хохота:
– Как приятно, Оленька, что вы так меня понимаете. А то до вас, поверите ли, никто, абсолютно никто не сказал мне ни одного доброго слова об этом доме. Чего я только не слышал: и игрушка, мол, и несуразица, и не соответствует нашему климату. А мне всегда очень хотелось вот именно такой домик. И чтобы по нему бегали дети и животные. А во дворе море цветов и липы с черёмухой да пара лиственниц. Обожаю лиственницы, особенно осенью, когда хвоя совсем мягкая и уже жёлтая, но ещё не осыпалась. Но и весной они чудесны, зелёные, пахучие. Вот посмотрите, – он подвёл её к окну, и она увидела два нежно-салатовых дерева с мягкой, похожей на шерсть хвоей, только проклюнувшейся из почек. Иван Николаевич распахнул окно и протянул руку к зелёной лапе. Ольга не удержалась и повторила за ним, ощущая под рукой прохладную нежную мягкость, похожую на шерсть какого-то неведомого животного. Дядя глубоко вдохнул воздух и улыбнулся:
– Вот это и есть дом моей мечты.
– И моей, – эхом ответила Ольга, парадоксально чувствуя себя очень счастливой.
– Так приезжай почаще, Оленька, – перешёл вдруг Иван Николаевич на «ты», – я буду счастлив.
– Спасибо, – Ольга была так растрогана, что с трудом сдерживала подступившие вдруг неизвестно откуда слёзы.
– Будем, будем, приезжать, дядя, пока у тебя силы на нас есть, – преувеличенно бодро и невероятно бестактно воскликнул вдруг тихо подошедший к ним сзади Павел.
Иван Николаевич и Ольга дружно вздрогнули, повернулись к нему и непонимающе, будто вынырнули вдруг из сладкого сна, посмотрели на него, а потом друг на друга.
– По-моему, я лишний на этом празднике жизни, – пробурчал Павел, – не пора ли тебе лечь, дядя?
Иван Николаевич молча тяжело посмотрел на него и покачал головой, снова предложив руку Ольге:
– А пойдём-ка, Оленька, на третий этаж, там чудесный балкончик, с которого открывается очень неплохой вид на весенний пейзаж.
Ольга с готовностью кивнула, и они весело направились к широкой и пологой лестнице. Павел мрачно посмотрел им вслед, подошёл к столу и, игнорируя поспешившего на помощь Михаила, которого дядя шутя величал то дворецким, то мажордомом, налил себе полный стакан виски и выпил его залпом, утерев покрасневшие губы рукавом дорогого пуловера:
– Сю-сю-сю, какие нежности. Просто муси-пуси какие-то!
Михаил неодобрительно посмотрел на широкий, с толстым дном стакан и покачал головой. Ему не нравилась эта американская манера пить виски. Иван Николаевич всегда пил виски только правильно – из коньячных бокалов на короткой ножке. А вот его племянник… Мало того что напивается, так ещё и не комильфо…
Тогда они пробыли у дяди всю субботу и почти полностью воскресенье. Ольге выделили очаровательную комнату. Иван Николаевич лично провёл её туда, всё показал и объяснил.
– Дядя, но эта комната маленькая и совсем далеко от моих! – капризно протянул вдруг не вполне трезвый Павел.
– Зато она самая красивая и из неё прекрасный вид на сад, – мягко заметил дядя, – надеюсь, Оленьке она понравится.
– Она мне уже очень нравится, – улыбнулась Ольга и снова не удержалась от похвалы, – такая же изумительная, как и весь дом.
Павел раздражённо хмыкнул, а они с дядей переглянулись, как два заговорщика, прекрасно понимающих друг друга.