А. К. Глазунов

Однако, как ни нравилась Александру Константиновичу работа в консерватории, творчество оставалось пока на первом плане. Новые произведения появлялись одно за другим, и Стасов, довольный, говорил, что Самсоныч «сыплет из рукавов».

В 1898—1899 годах были написаны два балета — «Барышня-служанка» и «Времена года» (поставленные Петипа), в 1902 году — седьмая симфония. Издательство Беляева выпустило за эти годы романсы композитора на тексты Пушкина, «Торжественную кантату в память 100-летия со дня рождения А. Пушкина», «Торжественную увертюру», две фортепианные сонаты, пьесу для виолончели с оркестром «Песня менестреля», сюиту для оркестра «Из средних веков», пятый струнный квартет.

Балет «Времена года» не имеет сюжета. Его четыре картины — это картины Зимы, Весны, Лета и Осени. Тема вечности жизни, вечного воскрешения природы захватила Глазунова. И в новом произведении он опять предстал как художник, бесконечно влюбленный в красоту родной земли, русской природы.

Симфоническое вступление описывает скованную снегами природу. «Поразительно впечатление от этой музыки, — писал критик Б. Асафьев. — В звучании выражается зимнее безмолвие природы. И воздействие именно то, какое исходит от погруженных в оцепенение рек, ручьев, полей, лугов и лесов. Значит, и в этом молчании их есть музыка, которую услышал великий музыкант; значит, абсолютного безмолвия нет в мире».

Когда занавес поднимается, на сцене появляется Зима со своими спутниками: Инеем, Льдом, Градом и Снегом. Легкий, изящный танец Инея, угловато-торжественная тема Льда, стремительная, колючая музыка Града и грациозный, поэтический вальс Снега «выразительной чередой как бы утверждают еще непоколебимее мертвый покой. В мерцающем дрожании и трепете падающего снега чуть слышится, как теплится жизнь: не в лучах ли звезд на зимнем небе?» (Асафьев).

В конце первой картины Зима и ее спутники исчезают, и на смену им приходит Весна с Зефиром, Птицами и Цветами. В музыке ее, томной и мечтательной, как будто ощущаются легкие порывы свежего ветерка. Нежен и грациозен танец Розы, звонко пение Птицы.

Но постепенно жара становится все сильнее. И сцена уже представляет собой хлебное поле, которое волнуется под теплым дуновением ветра. Началось Лето, В прелестном вальсе «расцветают» васильки и маки, фантастические Наяды, играя легкими шарфами, танцуют под музыку баркаролы. В вариации Колоса снова повторяются чуть колышущиеся движения. Вдруг появляются Сатир и Фавны, играющие на свирели. Они пытаются похитить Колос, но Зефир спасает его.

Природа достигает высшего расцвета, и картина Осени открывается «Вакханалией», где широкая, буйная мелодия вспыхивает и разливается «красным полымем» (Асафьев):

Это — радостная сцена пира на земле. В нем принимают участие аллегорические представители всех других времен года: Зима, с ее «вьюжным напевом», Весна, с шаловливо-нежными мелодиями, и Лето, с вальсом цветов.

Заканчивается балет картиной Созвездий, как бы проплывающих над Землей и являющихся вечными свидетелями неизменного хода жизни. Торжественным гимном звучит тема Лета, тема «вечного света, тепла, жизни».

Зима 1904 года была посвящена работе над скрипичным концертом. Приходя по вечерам к Римскому-Корсакову, Александр Константинович показывал у него только что созданные страницы музыки. Дом Николая Андреевича был всегда полон молодежи. Его дети, сыновья и дочери, и их друзья составляли веселое, шумное общество. Когда появлялся «Сашенька», как называл композитора за глаза Николай Андреевич, все собирались в гостиной послушать новое произведение. Иногда Надежда Николаевна исполняла сонаты Глазунова, которые ей очень нравились. Александр Константинович играл свои симфонии и, если у него спрашивали, объяснял их строение. Скрипичным концертом особенно интересовался один из сыновей Николая Андреевича — Володя. Он играл на скрипке.

Работая над скрипичной партией, Александр Константинович часто советовался со скрипачом Ауэром, который должен был стать первым исполнителем произведения.

Репетиция концерта состоялась в помещении придворного оркестра — полутемном зале с низкими длинными сводами.

Ауэр играл по нотам, сидя на стуле. И так как он был небольшого роста, то его совсем почти не было видно за громадной фигурой композитора, дирижировавшего своим произведением.

Как и на всех концертах, целый ряд кресел был занят семейством Римских-Корсаковых, другой ряд — поблизости — Стасовыми. Некоторые музыкальные критики сидели с ничего не выражающими лицами: концерт им был непонятен.

Формально он состоит из одной части, и в то же время в нем ясно проступают три самостоятельных раздела, которые, тесно соприкасаясь, образуют одно целое.

Концерт начинается необычно. На фоне мерно пульсирующего сопровождения сразу же появляется смятенная тема солирующей скрипки. В ее напряженной, изломанной мелодии слышатся скорбные вздохи. И вместе с тем она пленяет искренностью, трогательной трепетностью: