À la vie, à la mort, или Убийство дикой розы (СИ)

Чувства и эмоции как симфонический оркестр в минуты кульминации захлестывают все твое дрожащее тело, окруженное живыми частями некогда полноценной личности, ползущими по полу в поисках своего носителя. Что ищете вы, глупцы? Слепые твари! Он давно мертв! Оставьте его и двигайтесь дальше! Двигайтесь дальше сами. Оставьте его.

Осознание – и ты становишься живой обнаженной плотью. Горячие слезы с новой волной подступают, брызгают из глаз, и ты начинаешь рыдать, как чертов псих. Это уже не остановить. Сейчас ты растерян и словами не способен передать смятение сердца.

А ее сердце по-прежнему лежит у тебя в шкафу. Наверное, давно испортилось, ты боишься смотреть. Раньше ты ходил к нему, проверял, не бьется ли оно. Ждал ответ. Но всегда получал молчание.

9 марта

Из многочисленных мук и острых ощущений я нанизываю на замерзший сук свои оголенные окровавленные страдания, и из адской бездны рождается крик беспомощной радости. Отчаянный крик счастья, смех без надежды. Безжизненный катарсис поврежденной машины, вышедшей из строя, обретшей суть горя, познавшей бесплотный поток желаний. Вот оно освобождение. Я не думал, что оно будет таким ужасающим. Может быть, я ошибался.

11 марта

Я все еще не способен отличить, где реальность, а где сон, где люди, а где их только видимое присутствие. Где пасутся козы и свиньи.

Играет девятая симфония Людвига Вана. И люди кажутся теперь для меня временами года.

Они гниют и их слова разлагаются вместе с ними.

Они льдом покрываются.

Они тают и обнаруживают себя в собственных экскрементах.

Они сгорают в лучах Солнца и жалуются на свет.

Они плюют на весну и радуются хмурому лику осени. И плачут ей по уходящему лету. Тоскуют по безвременно утраченным годам.

А птицы продолжают петь арию по уходящему году – так плавно и нежно, пролетая мимо наших гнезд. Они летят бесшумно. В птичьем языке есть что-то от поэтов – их тоже ни черта не понять.

Что мне человеческий труп? – телесный сосуд, которому все чего-то не хватает. Оно как будто сковывает и лишает возможности быть. Это тело как темный склеп, сокровищница опустошенная, и я с ним до конца. Когда бы у души были орлиные крылья, чтобы взлететь к небесам и мчаться свободно устремленной ввысь туда где празднуют ночь наши предки. Смеяться как в последний раз, но так чтобы искренне и не думать о том, что это больше не повториться. Запомнить это навсегда. Чувствовать эту восторженную воскресшую дикость, которая питает всего меня и заставляет танцевать, говорить мне кто я есть и почему я тут.

Нет, я не животное, не солдат в строю у Одиссея, нет, я хочу быть кем-то еще. Хочу чувствовать дух и быть с ним единой мыслью.

Иди вперед, чувствуй ветер, поднимающий твои руки и ласкающий лицо, как любимая кошка. Чувствуй землю, что под тобой, как будто она заодно и приветствует твой путь. Ты видишь гораздо больше того, что видят другие, потому что они привыкли и не считают нужным открывать глаза. Это очевидно, само собою разумеющееся, то, что должно быть. Но это удивительно! И следует этому каждый раз восторгаться, дышать этим и продолжать смотреть с любовью, которая как зеркало позволяет отражаться и в других. Даже в своем собственном ничтожестве, упиваясь великим сокрытым и сокровенным, испытывать подъем сил и чувств, возвышенных и прекрасных, делающих тебя бессильным и могущественным…

В мире должна быть истина. Истина любовь. И я убил ее. Убил ее в своем сердце. Убил истину. Что остается после того? Сейчас во мне ад, и он будет бушевать, и расширяться и становиться все больше.

Прости меня дорогая, единственная, любимая, небесная магнолия, мой эгоизм был слишком ненасытен. Прости, любовь моя, ты не сумеешь меня простить, и я не смогу. Не надеюсь найти тебя, но ношу в себе право надеяться, что ты где-нибудь в самом лучшем месте из всех придуманных Создателем миров.

Искренне твой, рыцарь печального образа…

À la vie, à la mort или Убийство дикой розы

Часть 1

Почему нам так интересно слушать и читать чужие жизни? Переживать те же чувства, какие испытывают герои тех романов. Они чему-то учат нас, но мы не учимся на них. И как нерадивые студенты просыпаем те моменты, где следовало бы более всего обратить внимание и заострить свой слух.