– Но у них уже есть ребенок, и второй на подходе. Дети вырастут незаконнорожденными.
– Прекрати волноваться. Они женаты.
– Но мисс Эгги сказала…
– Кто? Впрочем, неважно, кто это сказал. Они женаты.
– Нет, не женаты, потому что она гордая.
– Послушай, Анни, если они живут вместе определенное количество лет и у них есть дети, то, согласно общему праву, они считаются женатыми.
– Честно, Карл?
– Честно. Так что перестань волноваться.
– Но…
– Послушай, Анни, я звоню, чтобы сказать, что буду дома немного позже.
– Наш последний вечер в нашей комнате!
– После закусочной мне нужно сходить в клубное здание, чтобы подбросить угля в огонь.
– Карл, я сама это сделаю. В любом случае я буду здесь до наступления темноты. – Ей хотелось еще поболтать, но ему нужно было бежать на занятия.
Вместо покрывала она положила на кровать подаренное на Рождество одеяло. Казалось, от этого в холодной комнате сразу стало теплее. Анни выгладила занавески и снова их повесила, потом приготовила себе ужин. Положив два яйца в кипящую воду, она вынула одно через три минуты, а второе – через пять. То, которое варилось три минуты, получилось жидковатое, а то, что варилось пять минут, – крутое. «Значит, нужно варить четыре минуты, – заключила Анни. – Теперь я буду всегда варить их четыре минуты. Кто сказал, что трудно готовить?»
На ужин у нее были яйца, тушеный чернослив, две чашки кофе и кусок хлеба. Она гордилась своим ужином. Из этого также получился бы прекрасный завтрак, подумала она. Подбросив уголь в топку клубного здания, она пошла домой.
Поскольку завтра ей нужно было работать в «центовке», а прямо оттуда отправиться в новый дом, Анни попрощалась с миссис Хэнсмон. Прощание было со слезами. Анни обняла хозяйку и заплакала, когда та сказала, что ей будет не хватать бесед с Анни. Она поклялась навещать миссис Хэнсмон. Хозяйка сказала, что они могут снова занять свою комнату в любое время, предупредив за день.
И в последний раз Анни пришлось забежать в бакалейную лавку перед самым закрытием.
– Баночку малинового варенья, Генри, в память о прежних временах.
Он не позволил ей заплатить – в память о прежних временах. Они снова горячо пожали друг другу руку, словно расставаясь навсегда.
Анни сняла свой медальон и попросила Карла снова ей надеть, как он это сделал в день их свадьбы. А еще она попросила, чтобы он покачал ее в последний раз в их комнате. Но сначала ей нужно принять ванну, сказал он: ее руки выпачканы угольной пылью. Анни объяснила, что подкладывала в топку угли один за другим. А почему же она не брала каждый уголь куском бумаги? Потому что не додумалась, ответила она. Человек не может родиться, зная
Она так долго была в ванной, что Карл начал беспокоиться. У нее такой усталый вид! А что, если она заснула в ванне, полной воды? Что, если… Карл помчался через холл к ванной комнате. Он стучал в запертую дверь и просил, чтобы Анни открыла. Она внезапно открыла дверь, и он влетел в ванную, чуть не упав. В ванне не было воды, но в ней был черный ободок. Анни оттирала его туалетной бумагой, поскольку не хотела пачкать полотенце хозяйки. Карл принялся помогать, и они извели почти весь рулон.
Потом он качал ее и гладил, а она подробно рассказывала обо всех событиях дня. Карл слушал, и ее тихий голос чуть не усыпил его.
– И, Карл, сегодня я научилась готовить! – объявила она с торжествующим видом.
– Это хорошо, – сонным голосом ответил он.
Карлу потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к бумажным занавескам – в синюю клетку на одном кухонном окне и в красную на другом. Но Анни гордилась этими занавесками. Она выразила уверенность, что ни у кого в мире нет таких занавесок. Карл сказал, что не сомневается в этом. Экономя топливо, они жили на кухне, закрывая дверь в неотапливаемые комнаты. Спальня всегда была ледяной, и они попробовали надевать на ночь нижнее белье, подаренное Карлу на Рождество. Но от шерстяной материи у Анни был зуд, и она постоянно чесалась, не давая Карлу спать. А ему пришлось отказаться от этого белья, так как пуговицы на кальсонах впивались в тело.
Они вместе принимали душ в соседних кабинках в клубном здании. Анни была в восторге от душа, потому что, в отличие от ванны, потом не нужно было ничего отмывать. Как следует растеревшись, они одевались и наперегонки неслись по снегу в коттедж, чтобы не простудиться.
Анни научилась делать простые блюда. Обычно она днем ставила всё в духовку, чтобы еда готовилась до самого ужина. Однако она была непреклонна в одном вопросе: отказывалась жарить что бы то ни было. У нее даже не было в доме бекона, потому что запах жира напоминал ей о мистере Феликсе и его черепаховом супе.