А.П.Чехов: Pro et contra

Сомнений никаких быть не может: Рагин сумасшедший. Подойдет случай, и он очутится рядом с Громовым. И случай подошел. Последние шесть страниц рассказа написаны с пора­жающей силою. Все мелочи потрясают своим глубоким трагиз­мом, беспомощная фигура доктора вырезывается, как живая, на ярком фоне поистине блестящего поэтического искусства. Эти шесть страничек стоят целого десятка современных по­вестей, рассказов, целой дюжины пасквилянтских романов г-на Ясинского². Отделка языка, смелость подробностей, изоб­ражение панического ужаса, вдруг охватившего все существо Рагина перед запертою дверью палаты, злодейская расправа Никиты с Рагиным — все дышит талантом, творческим вдох­новением и производит ошеломляющее впечатление. Это стра­ницы, написанные виртуозно, с таким совершенством беллет­ристической техники, художественной пластики, с такими проблесками психологического анализа, какие среди наших молодых писателей можно было встретить только у покойного Гаршина.

Когда Рагин, подойдя к двери, громко стал требовать, чтобы его выпустили на двор, Никита быстро отворил дверь, грубо, обеими руками и коленом отпихнул Андрея Ефимыча, потом размахнулся и ударил его кулаком по лицу. Рагину показа­лось, что громадная соленая волна накрыла его с головой и потащила к кровати, и он, точно желая выплыть, замахал ру­ками. В это время Никита два раза ударил его в спину. Затем все стихло. Жидкий лунный свет лился сквозь решетку в душ­ную палату, на полу лежала тень, похожая на сеть. Через не­сколько минут Рагин вскочил, хотел крикнуть изо всех сил и бежать скорее, чтобы убить Никиту, смотрителя, фельдшера, потом себя, но из груди не вышло ни одного звука, ноги не повиновались. Задыхаясь, он рванул на груди халат и рубаху и без чувств упал на кровать. На следующий день он умер от апоплексического удара. Сначала он почувствовал потрясаю­щий озноб и тошноту. «Что-то отвратительное, похожее на гни­ющую, кислую капусту и тухлые яйца, проникая во все тело, даже в пальцы, потянуло от желудка к голове и залило глаза и уши. Стадо антилоп, необыкновенно красивых и грациозных, пробежало мимо него. Потом баба протянула к нему руку с за­казным письмом. Потом все исчезло, и Андрей Ефимыч забыл­ся навеки.»

Затем, пришли мужики, взяли его за руки и за ноги и от­несли в часовню. Так покончил с своим героем автор. Хотя Рагин и рассуждает умно, симпатично, но он все-таки поме­шанный. Он не имел склонности к практической деятельности, утверждал, что в этом мире все незначительно и неинтересно, кроме обмена гордых, свободных идей между мыслящими людьми — значит, он сумасшедший! Кто всю жизнь философ­ствует и разум ставит выше всего на свете, не может быть на­зван нормальным человеком! А Рагин только то и делал, что рассуждал, мыслил, философствовал.

И опять-таки, на стороне г. Чехова в этом пункте тысячи единомышленников, вся толпа читателей, воспитанная в реа­листическом направлении, все знаменитые и незнаменитые, даровитые и бездарные носители журнальных знамен, все во­инствующие патриоты русской печати. Г-н Чехов ударил по открытому, совершенно беззащитному нерву русской жизни, и тихий, осторожный смех его над собственным философствую­щим героем сольется с громким, раскатистым хохотом над фи­лософствующими людьми всей разнузданной интеллигентной черни. России не нужны мыслители, посвящающие жизнь на­уке, философии. разработке высших вопросов знания. Всякая отвлеченная мысль, которой нельзя перевести сейчас же в ка­кое-нибудь практическое дело, «противоречит прогрессу»! Все, что не служит сегодняшнему дню, нереально, бесплодно, реак­ционно! Сапожник, один только сапожник имеет в руках своих положительное гражданское дело, и только в процветании са­пожного искусства заключаются все условия нормального раз­вития русского общества. Шире дорогу, дорогу сапожнику, сапожник идет!.. Но мы не радуемся этому единомыслию моло­дого, талантливого писателя с русскою читающею публикою. В мещанском взгляде на философствующих людей кроется ложь, опасная для развития таланта, внутренних, душевных сил, ложь, унизительная для нравственного и умственного достоин­ства человека. Нельзя писателю не видеть и не знать истинных потребностей всякого общества. Нельзя писателю не понимать, что мысль человеческая сама по себе, если только она проник­нута, искренним увлечением, есть уже настоящее великое дело. Ничто не может сравниться с деятельностью людей на­уки и философии. Ничто не имеет такого важного историческо­го значения, как разработка метафизических и нравственных вопросов, в частных ли разговорах или в печатных сочинени­ях. Идеи управляют миром, и смена самых отвлеченных фило­софских систем всегда порождала резкий перелом в развитии человечества. России нужны философы, которых у нее еще до сих пор не было. России нужны именно люди мысли бескорыс­тной, высокой, направленной на вечные вопросы науки, мора­ли. Просвещение нужно России — прежде всего, раньше всего.