А.П.Чехов: Pro et contra

Православная же тенденция вчитывается Булгаковым в чехов­ский текст по старым рецептам социологической критики: на место общественной «общей идеи» ставится религиозная, и Чехов рас­сматривается как автор, который показывал только одно: что жизнь без веры — это ужас и смерть (так же, как для других — жизнь без правильного социального устройства, без мышления, «горения» и любой другой формы служения сверхличному).

Если считать, что философский подход — это только высокая степень обобщений, отсутствие анализа или даже акцентированно­го пересказа конкретных текстов и поиск прямых авторских дек­лараций, то тогда не только работа Булгакова, но и почти вся че­ховская критика подпадет под эту категорию.

Гораздо более интересной оказалась статья другого философа, прямо противоположная по предпосылкам и выводам.

Работа Льва Шестова о Чехове — большая статья «Творчество из ничего» — не то чтобы забыта современным чеховедением, но упоминается редко и в основном в негативном контексте. Чаще всего цитируется знаменитое: «Упорно, уныло, однообразно в те­чение всей своей почти 25-летней литературной деятельности Че­хов только одно и делал: теми или иными средствами убивал чело­веческие надежды». Как правило, исследователи замечают, что здесь речь должна бы идти не о надеждах, а об иллюзиях[131]. До Шестова примерно то же писал Вениамин Альбов[132]. С его точки зрения, главная тема Чехова — «как неустойчива, обманчива, ил­люзорна идеальная сторона человеческой жизни. как этот куль­турный налет быстро сползает с человека, под влиянием таких ничтожных обстоятельств, как болезнь, страх смерти». Но пыта­ясь далее определить отношение Чехова к этой теме, Альбов начи­нал говорить то же, что и многие другие: о великом чеховском со­страдании к людям и тоске по общей идее. В результате «тонкий культурный налет» становился все-таки главной ценностью чехов­ского мира. У Шестова же ни о какой жалости нет ни слова. Более того, для самого Шестова выражение «убийство надежд» не несло отрицательной оценки. Наоборот, только эта черта чеховского творчества позволяла считать Чехова единственным современным писателем, который говорит правду не по принуждению «идеи», а по своей свободной воле[133]. Заглавие статьи о Чехове прямо соотно­сится с принципиальным положением из «Апофеоза беспочвеннос­ти»: «Всякое творение есть творение из ничего»[134].

Парадоксальная, ни на кого не похожая интерпретация Шес- това тоже «зеркальна», и ее не понять, если не поставить статью о Чехове в контекст всей шестовской философии. По-видимому, са­мым точным ее определением будет все-таки термин «иррациона­лизм». И в ранних, и в поздних его трудах центральной, как пра­вило, оказывается оппозиция «Умозрение/Откровение». Умозрение (или «Разум»), то есть рациональное мышление, логика, закон причинности, наука, законченные философские системы, включающие в себя и этику, — есть то, что отрицается Шестовым из сочинения в сочинение с огромной энергией. При этом весь аппа­рат категорий и процессов, выработанных Разумом, по Шестову, представляет собой только реакцию на власть объективных зако­нов мироздания — Необходимости (Ананке). Божественное Откро­вение, ставшее центром философии Шестова в поздний период, с обретением «почвы», остается практически не определено, может быть, неопределимо. Известен только путь к нему — через преодо­ление самоочевидностей, власти Необходимости. Уже в ранних ра­ботах Шестов осознавал, что это возможно только в предельной, трагической ситуации, «ситуации отчаяния».

Утверждая примат иррационального, Шестов словно стремится убить рационализм в самом изложении мыслей. Он отказывается пользоваться аппаратом посылок и следствий и строит огромные замки из «ничего» — из парадоксов и голого отрицания. Это при­водило к тому, что не только материалисты, которым и спорить здесь было не с чем, но иногда даже религиозные философы отка­зывали шестовской философии в самостоятельной ценности. Тот же С. Н. Булгаков в статье, написанной сразу после смерти фило­софа, замечал: «Философия Шестова представляет собой чистей­ший рационализм, только с отрицательным коэффициентом, с ми­нусом... Если бы не было этой критики <то есть критики рационализма. — А. С.>, то ей просто нечего было бы о себе ска­зать» [135]. То же отмечал Н. А. Бердяев: «Ясно было, против чего он ведет борьбу. Положительная же форма изложения была затрудне­на» [136].