…А родись счастливой

– Можешь. Но всё равно на одном месте.

– А чего летать-то? Устроился и живи знай.

– Правильно. Живи, если устроился. Но я от такой яблоньки яблочко – вот зря маман не приехала, поглядел бы ты на неё – от такой яблоньки, которой в одной ямке никогда не сиделось. – Она улыбнулась, пожала плечом, что, мол, тут поделаешь? – Не твоя я, Стёпа. Ни душой, ни характером. Если честно хочешь знать, был один момент, когда… Но ты его не заметил, а потом и я поняла, что ты – не мой. Ты только не обижайся, ладно? Давай по-хорошему расстанемся.

– Да чего? Силой в милые не въедешь. Я – дуб, ты – яблоня в самом цвету. А дерево, говорят, по себе рубят.

Говорил Степан угрюмо и голову клонил вниз. Можно было подумать, что слезу мужик прячет. Люба так и подумала, и грудь ей тронула жалость. Виноват ли, в самом деле парень, что влюбился? Однако решила, что разговор на этом лучше кончить, и пошла в спальню собирать остаток вещей в дорогу.

А Дурандин прятал не слезу – глаза. По ним бы она сразу поняла, что замыслила сейчас рыжая голова. Люба и шагов его рысьих не услышала за собой, а то, может, успела бы захлопнуть перед ним дверь. А когда почувствовала, как горячо и дрожко он дохнул ей в затылок, было уже поздно что-то делать. Только кричать. Пока рот ей не смяли шершавые пальцы, крикнула что-то с визгом, но кто ж это слышал? А потом задохнулась.

В тесноте не объятий, а медвежьей хватки, она услышала, как колотится в её грудь его неистово бьющее сердце, почувствовала, как корёжит Степана какая-то дикая сила и, повинуясь ей, он ещё крепче обхватывал и ломал её. Она обмякла, повисла в его руках, словно и впрямь попала в лапы зверя и потеряла волю вырваться из них, смирилась со всем, что суетливо и свирепо творил он с её одеждой и телом. Боль и тяжесть она ощущала отстранённо, откуда-то издалека, а явно накатывала лишь тошнота.

Глава 12.

В Москве было сыро, и вдоль гостиницы, от Метрополя к Манежу сильно и холодно дул такой ветер, что, пока медлительный таксист извлекал из багажника чемодан, Люба закоченела.

Зато за тёплым ветродуем гостиничного тамбура была другая жизнь В мягком, теплом полусвете настольной лампы за администраторским барьером сытая блондинка с высокой причёской лениво кокетничала с длинным жидковолосым мужчиной в толстом свитере домашней вязки. Им было уютно в пустом холле, как в кафе за столиком на двоих. Любу они не заметили или были натренированы не обращать внимания на людей, во всяком случае, не подали и виду, что уже не одни в целом свете.

Люба узнала блондинку. Она всегда так нехотя похихикивала на комплименты Сокольникова и очень забавно, как киска лапкой, сметала куда-то вниз за барьер традиционную коробку конфет. Имени блондинки Люба не помнила, но на барьере стояла табличка зелёного оргстекла, и там было написано: «Вас обслуживает дежурный администратор Эльза Степановна Блошкина». «Эльза Блошкина… Почти Аскольд Насёхин, – подумала она. – Да бог с ней, лишь бы узнала».

– Здравствуйте Эльза Степановна! – поздоровалась Люба как с давно невиданной первой учительницей, – и почтительно, и громко, и с улыбкой, которую та обязательно должна узнать.

Не поведя и глазом в Любину сторону, блондинка повернула табличку другой стороной, где значилось, что она вовсе не Эльза, а Вера – Вера Аркадьевна Колчинская.

– Извините, – смутилась Люба, – давно у вас не была, а вы меня не помните? Мы с мужем всегда останавливались у вас. Сокольников Анатолий Сафронович. А я – Люба.

Она сняла норковую ушанку, мотнула головой, чтобы рассыпались и расправились её волосы. Ведь последний раз они были здесь с Анатолием осенью, и она ещё ходила с открытыми волосами.

Ухажёр Веры Аркадьевны только теперь развернулся к Любе, дрогнул глазами от какой-то неожиданности, а потом бесцеремонно, словно облизывая взглядом, оглядел её с ног до головы.

– Верок, ты должна её вспомнить, – сказал он администратору, чуть поведя в её сторону узколицей головой с большими, тонкими, но почему-то непрозрачными и какими-то помятыми ушами.

– С чего бы это? – спросила его Вера Аркадьевна, серея лицом. – И какое это имеет значение, помню я или не помню кого?

– Я просто подумала… – торопливо вмешалась Люба в их разговор. – Мне надо остановиться у вас на несколько дней.

– Паспорт. И от какой организации бронь?

Люба положила паспорт на край барьера.

– Я приехала… «Куда приехала?» Я приехала на телевидение. Но они, наверно, не ждали так скоро и заявку вам могли ещё не дать… Но я вас очень прошу.

– В каком фильме будем сниматься? – таким тоном, будто она ребёнок, спросил Любу тонкоухий.

– Я на работу туда должна устроиться, – ответила она ему и администратору.

– Пожалуйста! – согласилась насчёт работы блондинка. – Но что же заявки на вас я не вижу?

– Так получилось. Я про заявку не знала. Этим всегда занимался муж.

– А что же теперь он не занялся, бросил или развелись? – громко и не без интереса спросила Вера Аркадьевна.

– Он погиб, – тихо ответила Люба и подняла слёзы к ресницам.