…А родись счастливой

– Митрич изменился. Другим стал. Ничего мы из него не выжмем. Кольчугина меня съест…

– Да уж. Не кадр, конечно. И я не ожидала, – согласилась Серафима. – Хорошо, трава ещё не выросла, а то бы и не нашли… Будем выкручиваться, подруга, где наша не пропадала? Почистим, побреем, переоденем, и на крупных планах сойдёт! А рассказать-то чего-нибудь интересное он сможет?

– Два института закончил!

– Значит, раскрутим! Не журись! Ты историю села хорошо знаешь?

– Если честно, не очень, – смутилась Люба. – Село, как село. Вроде старое. Говорят, когда-то здесь большая усадьба была, помещик интересный жил. Всё же сломали…

– Это мы умеем! Ломать – не строить. А кроме ржи да картошки, чего-нибудь водилось в твоём колхозе? Почему село Нарошкино? Чего-то здесь по-нарошку делали? Судя по Митричу твоему… Здесь много таких? – допытывалась Серафима.

– Не замечала… «Нарошками» здесь свистульки звали. Раньше, говорят, их тут много делали из глины, – вспомнила Люба.

– Господи, ну, конечно! Это же целый промысел был! – обрадовалась Серафима. – Где тебе в Риге это было знать!? А я-то думаю, чего мне это село напоминает?… Я же была когда-то здесь… Ну, вот тебе и тема передачи!

– Спасибо! Верно. Надо кого-то искать… А, может, и Митрич как раз всё знает! – повеселела и Люба.

За разговором они подошли к аллее старых чёрных лип, полукругом расходящихся вдоль большой покатой лужайки, открывая солнцу большой двухэтажный дом, прихотливо срубленный из сосновых брёвен.

– Мамочки, родные! Здесь же, помню, были одни развалины. А это что за терем-теремок? И кто в тереме живёт? – крутилась Серафима, разглядывая постройки медового цвета.

– Мы тут с Анатолием жили, – сказала Люба. – А теперь это и есть дом приезжих. Сокольников его строил. И другое всё тут: гараж, баню, сарай…

– Мать, тут прямо целая усадьба у тебя была!

– Была…

– И не жалко?

– Не знаю… Это было в другой жизни, – тихо отозвалась Люба.

– Снимаем! Всё снимаем: терем, баню… А она работает?

– Наверно. Куда ты отправила Митрича?

– Показать Генке, чего можно снять в его колхозе. А вон и они, кстати! – обрадовалась Серафима, увидев несоразмерную пару: высокого оператора с камерой на плече и Митрича, согнувшегося под треногой. Они как раз выходили из-за бани, такой же вычурной, как терем, только гораздо меньше.

Всё в доме было так, как при ней, и уже не похоже. Медовость свежего дерева в прихожей местами затёрта и потемнела. Пропала дверь в чулан. Там теперь отгороженное барьером пространство с железными вешалками. Другими стали двери и в гостиную. Были высокие, со вставками из цветного стекла, теперь стекло простое, матовое. Нет зеркала в высокой раме. На его месте простенький конторский стол. «Сельская гостиница, чего ты хочешь?» – с грустью подумала Люба.

– Ну, и куда ты нас поселишь? – спросила Люба, когда Митрич втащился с треногой в прихожую.

– Сию минуту Зарину вызову, она и определит. Парами-то все разместитесь по спальному этажу. Адвокат только, Лазарь этот, наверх не пошёл, в гостиной, внизу остался… Решим и с ним. – Он позвонил по телефону, велел быстро придти «на место работы». Там, видно, выдвинули какие-то резоны, чтобы он сам занялся гостями, но Митрич повысил голос: – Я за тебя постели заправлять буду? – И повесил трубку.

– Митрич, миленький, вот Серафима Петровна спрашивает: делают ли ещё у вас «нарошки»? И знаешь ли ты историю села?

– Бабка одна есть, ляпает от неча делать. А про село, как не знать? Я же учителем-то историю как раз и вёл. Краеведением, естественно, занимался.

– Вот и ладненько! Тогда мы Зарину вашу подождём и с ней договоримся. А вы приготовьтесь преподать нам урок краеведения. Ну, там… побрейтесь. Рубашку свежую… И сюда! – сказала Серафима.

– И вот ещё что, любезный, – выглянул из гостиной адвокат. – Прротоколы прравления за прредыдущий год не посчитайте за трруд показать…

– Сюда доставить?

– Сюда, сюда, будьте добрры.

Зариной оказалась не молодая девица, как можно было предположить по модному имени, а невысокая, плотная женщина, в которой Люба узнала жену Митрича. «Аскольд и Зарина… Чудные имена для программы, – подумала она. – Снимать только трудно будет вместе… Фактура разная».

– Вас как разобрать-то? Парами? Или однех туда, другех – сюда? – спросила Зарина с понимающей улыбкой.

– Одних, одних. Мы с – Серафимой, парни – тоже вдвоём, – ответила Люба. – Не узнала меня, Зарина, предлагаешь-то?

– Как не узнать? Узнала! Да ведь, кто вас знает, нонешних? Да и время уж прошло. Ну, хорошо. В бывшую вашу спальню пойдёте? Только постели-то там теперь другие, отдельные, не ваша кровать…

– Ну, и хорошо. Спасибо.

– А баней кто у вас заведует? – спросила Серафима.

– Да кто закажет, тот и заведует. Вам истопить, что ли?

– Хорошо бы. Как ты, Люба? С приездом, а?

– Только без «другех»! – уточнила Люба.

– Как скажете… Только уж к вечеру будет готова.

Зарина отдала Любе и Виктору ключи от спален, спросила, надо ли заправлять постели или сами, мол, управитесь и, потолкавшись ещё немного возле гостей, ушла по другим делам.