Маман вышла из самолёта практически последней и ещё с верхней ступеньки трапа увидела Любу в окружении мужчин и стала махать ей рукой, привлекая к себе внимание. И было к чему привлекать. «Бедная маман» была в чёрной широкополой шляпе с пером и в ярком пончо. И Люба ещё снизу заметила, что маман сменила цвет волос с каштанового на золотисто-белый, и смотрелась на верхотуре трапа, как опереточная примадонна. Она подала стюарду руку, тот осторожно свёл её вниз и передал в объятия Любы. Дамы трижды коснулись щеками и отстранились, чтобы лучше разглядеть друг дружку. Опытным глазом постижёра Люба отметила свежесть вполне профессионального, но чуть ярковатого макияжа, видимо, маман занималась им перед посадкой, хороший тон волос и совсем не утомлённое перелётом лицо.
– Девочка моя, я так рада, что наконец-то!.. А ты прекрасно выглядишь! И почему ты ничего не сказала, что вышла замуж? Какой прекрасный молодой человек! – щебетала она, переводя взгляд с Шалого на генерала и его долговязого сына. – Ну, знакомь меня с ними!
– Это – мой… ангел-хранитель Юрий Александрович, – представила Люба генерала, это – его сын. А это – мой друг, – показала она на Шалого. Зовут Ефим Борисович.
– Ах, друг? Очень приятно. А я уже поженила вас? Извиняюсь. И куда мы сейчас?
– Пока в зал прилёта, за багажом, потом – в Великогорск, – сказал Шалый и передал ей оба роскошных букета.
– Какая прелесть! – прижала она к себе букеты. – Так сразу в этот ваш Великогорск? И нисколько не побудем в Москве?
– Ма, у нас же работа! И у Ефима, и у меня! – начала объяснять Люба.
– Нет, ты можешь остаться, если можешь, я вас устрою, – сказал Шалый.
– У меня же сегодня эфир! – отчаянно возразила Люба. – Ну, хочешь, давай мы устроим тебя в гостиницу. Вот Юрий Александрович поможет…
– Да-да! И не только в гостиницу. Любой театр, любая выставка! Сколько хотите. – Живо согласился Усков, во все глаза, разглядывавший благоухающую то ли цветами, то ли духами. «маман». – Если мне будет некогда, вот Саша всегда и всюду проводит, правда Саша? – подтолкнул он сына. – У него каникулы.
– А то? – ответил долговязый сынуля со следами раннего созревания на подбородке.
Маман оценила генерала взглядом.
– А что? И останусь! – Произнесла она решение.
– Ма! Ну, ты что? Неудобно! Юрий Александрович!..
– Удобно-удобно! – поторопился генерал и, подхватив даму под руку, повёл её к минивэну.
– Баба с возу…, – шепнул Любе Шалый. – Генерал у нас холостой, пусть погуляют.
В Великогорск ехали молча. Шалый сидел рядом, осторожно распуская руки. Люба, отвернувшись к окну, слабо сдерживала их. В глазах у неё стояли слёзы оттого, что не получилось сегодня же посидеть вдвоём с маман, порасспросить друг дружку о житье-бытье, поплакаться в жилетки, и оттого, что Шалый никак не отреагировал на вопрос маман: «Ах, друг?» Значит, вот он рядом, вот его горячая рука… И всего лишь друг? Или даже «не друг и не враг, а так?»Глава 36.
Странная штука – время. Люба уже год ведёт на «Волне» свою «Гостиную», а будто только вчера Кольчугина подкинула ей эту идею. Это, наверно, потому что от эфира до эфира всего неделя, и летят они в съемках, беседах и монтаже, как сумасшедшие. Не успеешь отдышаться, а уже – новый эфир, новый герой, новая история.