А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

«Он из Германии туманной / Привез учености плоды: / Вольнолюбивые мечты, / Дух пылкий и довольно странный, / Всегда восторженную речь / И кудри черные до плеч». Прототипом Ленского мог бы послужить для Пушкина Иван Киреевский, равно как и его друг Алексей Хомяков или Дмитрий Веневитинов, да хоть и Федор Тютчев. Ведь Германия в ту пору, по мнению нашего современника В. Кожинова, была властительницей дум Европы. В монографии Н. Бердяева «Алексей Степанович Хомяков»[828] истоком славянофильства прямо назван немецкий романтизм. Наш современник А. Дугин пошел дальше и назвал Шеллинга и его команду «европейским евразийством»[829]. У Бердяева осмысливается не только творчество основоположника славянофильства, а в целом история русской мысли в том виде, как она виделась накануне революции 1917 года, то есть перед тектоническим обрушением империи и смешением всех идеологических пластов. Не хватает в монографии одного – признания Хомякова первым евразийцем, но не приходится упрекать Бердяева, поскольку евразийство оформилось в 20-е годы XX века, книга же была опубликована издательством «Путь» в 1912 году.

А вот Лев Гумилев, назвавший себя последним евразийцем[830], мог бы прогноз Хомякова знать; однако ни он, ни классики евразийства Н. Трубецкой, Г. Вернадский, П. Савицкий о Хомякове, как своем предтече, не упоминают. Историософский труд А. Хомякова «Семирамида» обойден их вниманием. На самом деле, идеи ранних славянофилов – «зачаточное евразийство», по словам А. Дугина, – просвечивают в статьях русских эмигрантов в Праге.

I

Столетие назад опроверг Бердяев характеристику Герцена о Хомякове: «..Спорил из артистической потребности спорить… глубоких убеждений у него не было… закалившийся старый бретер диалектики…».[831]

«Из Чаадаева Герцен сделал либерала, из Хомякова – диалектика, прикрывающего спорами внутреннюю пустоту, – взял на себя роль третийского судьи Бердяев. – Но Герцен не может быть компентентным свидетелем и оценщиком религиозной полосы русской жизни и мысли. Любовь к свободе была одним из корней существа Хомякова».[832]

Сегодня акценты несколько сместились. На слуху остается прежняя терминология: «западнически-славянофильский “дискурс”»[833], но к ней прибавилась новая, поскольку славянофильство вкупе с евразийством, подобно орлу на российском гербе, смотрит теперь на Восток и на Запад. Странно лишь, что нынешние славянофилы и евразийцы друг друга не замечают, хотя в 20-е годы минувшего века евразийцев, обосновавшихся в Чехии, именовали славянофилами. Отчужденность между «наследниками» объясняется разницей между старшими и младшими славянофилами XIX века. В чем она заключается?

А вот в чем. Славянофилы в мировом потоке романтизма, по словам Бердяева, «сумели занять место своеобразное и оригинально выразить дух России и призвание России»[834]. Романтизм после рeнeссaнса нахлынул как новая волна секуляризации культуры; это был всплеск интереса к дохристианской, языческой древности народов. Плотину прорвало, свежие идеи хлынули в философию, историософию, эстетику, поэзию и музыку. Шеллинг обосновал философию тождества и равноценности природы и духа. Такой же апофеоз природной стихии выразился в «Семирамиде» Алексея Хомякова. Он описал всемирную историю от первоначального свободного расселения племен по пустынной земле до их смешения в результате дальнейших завоеваний и миграции на третьем этапе: «…Наступление времени беспрестанных брожений и новых органических явлений в жизни народов»[835]. В соответствии с философией тождества Шеллинга автор «Семирамиды» параллельно с физическим – природным – процессом прослеживает духовную – религиозную – жизнь народов. Все религии древности Хомяков разделяет на кушитский тип с преобладанием природной стихии (необходимость) и иранский, в котором царит духовность (свобода).

Мыслитель, словно играя, с легкостью обобщает огромный исторический материал, высказывая попутно прогнозы на будущее. Один прогноз, например, реализовался в учении В. И. Вернадского и был словно ему конкретно предназначен: «Никто еще, кажется, не попал на весьма простую мысль приложить к истории человечества ход геологический. Вглядитесь в наслоение племен, в их разрывы, в их вкрапления друг в друге, скопление или органическое сращение, и, вероятно, вы разрешите неожиданно большую часть исторических загадок»[836]. Учение Вернадского о ноосфере построено именно по такому – геологическому – принципу.

Другой прогноз Хомякова предсказывает евразийство: «…Важность географии для истории еще не оценена вполне… знание современного мира есть лучшая основа для знания минувшего»[837]. Отдельные места «Семирамиды» написаны будто рукой Льва Гумилева. Такое, например: «Так в самобытной Элладе еще выдаются черты составных ее стихий и в то же время сливаются в новый общий и оригинальный строй… Жизненная сила свободна в своих проявлениях».[838]

Л. Гумилев назовет всплеск «жизненной силы» пассионарным толчком. Евразийство, таким образом, – законорожденное дитя славянофильства.