А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

Можно догадаться, что, начиная с первого выступления за рубежом, Хомяков имел расчет, основанный на логике, подобной приведенному выше высказыванию Я. Толстого: если книга будет хорошо принята российской властью, то это может вернуть автору свободу печататься, если вызовет недовольство правительства, можно будет укрыться за псевдонимом. Допускаем, что этот тактический прием имел место. Но, видимо, Хомяков довольно твердо верил в успех книг в России, если допустил, чтобы псевдоним был раскрыт после выхода первой же брошюры. Когда же лучшие прогнозы Хомякова действительно оправдались, маска «Неизвестного» все же сохраняла смысл, но уже лишь на бумаге: указывала на принадлежность публикаций одному автору и носила видимость приличия при нарушении писателем цензурной повинности.

Пожалуй, изложенные подробности могут навлечь на Хомякова скоропостижное обвинение в конформизме, что, однако, было бы несправедливо. Во-первых, противоречие между западной и восточной церквями действительно были для него темой животрепещущей. И особое значение он придавал тому, как и кем будет представлено Православие в Западной Европе. В 1840-х годах, критикуя труд московского митрополита Макария «Введение в православное богословие», Хомяков писал А. Н. Попову: «Стыдно будет, если иностранцы примут такую жалкую дребедень за выражение нашего православного богословия»[915]. А в 1847 году Хомяков уже пытался опубликовать в Европе одно из своих богословских сочинений и даже отослал для этого рукопись Жуковскому, согласившемуся оказать содействие. Во-вторых, по выражению Лемке, в подобных случаях необходимо учитывать «коэффициент того времени»[916]. Хомяков, за которым был учрежден негласный надзор и которому запрещалось печатать свои сочинения, нашел и воспользовался, кажется, единственно возможным поводом и средством обнародовать свои мысли, не покидая при этом Россию.

Защита Православия, средоточием и воплощением которого в XIX веке воспринималась Россия, конечно, была тесно связана с проблемой отражения нападок европейской печати на российское государство в целом. Работы Хомякова в защиту Православия и против «духовного бессилия» являются логическим продолжением статей «Мнение иностранцев о России» и «Мнение русских об иностранцах» – только в новых условиях, в годы Крымской войны. Насколько это было актуально, свидетельствует и брошюра А. А. Гаряйнова «Что такое мнение Запада о России?» (СПб., 1854).

Европейское восприятие России в этой ситуации сыграло не только роль случайного внешнего раздражителя, побудившего А. С. Хомякова очередной раз изложить славянофильскую позицию. Он почувствовал одну из общих тенденций русской литературы – защитить Россию перед лицом западных мнений, включился в общелитературное обсуждение ответа на зарубежные суждения о России (причем за рубежом!). В статьях «Мнение иностранцев о России» и «Мнение русских об иностранцах» Хомяков предложил средство решения проблемы – «рецепт», основанный на принципах славянофильской идеологии. По его мысли, русское общество должно было проникнуться уважением к духовным началам Отечества и продемонстрировать это уважение перед западным миром. Хомяков сам применил этот «рецепт» на практике, выступив перед западным читателем в защиту русской церкви, с достоинством назвавшись «православным христианином». Заграничные брошюры А. С. Хомякова стали логичным и достойным примером в истории «ответной» реакции русской литературы и общественной мысли на мнение иностранцев о России.

В. М. Березин Коммуникация как сообщение и разобщение личностей в контексте социологии и публицистики А. С. Хомякова

Рассматривая проблему коммуникативных процессов в ключе социологических и публицистических взглядов А. С. Хомякова, можно было бы выделить целый ряд направлений ее исследования, что неудивительно в силу всеохватного наследия этого художника и мыслителя-энциклопедиста.

Можно было бы рассмотреть коммуникацию в историософском ключе, то есть как сообщение (или разобщение) исторических опытов человечества. Здесь имя А. С. Хомякова – автора «Семирамиды» («Записок о всемирной истории») – незаслуженно не упоминается при перечислении имен исследователей в области философии истории (И. Гердер, О. Шпенглер, А. Тойнби, А. Хантингтон). Так произошло, например, в предисловии к русскому изданию книги А. Тойнби «Постижение истории» (М., 1999). Для философов русского происхождения в подобных изданиях в лучшем случае делается исключение для П. Сорокина.