Первая разновидность диалогичности проявляется во всех книгах «Русской беседы» (1856–1860). Об этом свидетельствует сама рубрикация издания, названия его разделов: «Наука», «Критика», «Обозрение», «Жизнеописания», непременная «Смесь». Функцию своеобразных поэтических «передовиц», задающих высокий тон разговора, выполняли, как правило, стихотворения самого А. С. Хомякова.
Характерными примерами второго вида диалогичности можно назвать «Разговор в Подмосковной», автором которого был А. С. Хомяков (опубликован во второй книге журнала за 1856 год), «Письмо к издателю А. И. Кошелеву» В. Даля (1856. Кн. III), «Голос заграничного продавца. Об устройстве русской книжной торговли» (письмо издателю А. И. Кошелеву)» (1858. Кн. IV), «О правде и искренности в искусстве. По поводу одного эстетического вопроса. Письмо к А. С. Х-ву» – автор А. Григорьев (1856. Кн. III).
Благодаря диалогичности журнальной коммуникации, организованной в форме писем в редакцию, спровоцированных диспутов в драматургических сценках, стихотворной полемики (А. Хомяков – К. Аксаков) журнал стал явлением в общественной жизни России середины XIX века. Многие поднятые в нем вопросы становления до– и послекрепостной России, опоры на самобытные традиции и православную веру актуальны до сих пор.
Высоким словом и активным деянием отвечал А. С. Хомяков на «вызовы» своего постдекабристского и предреформенного времени, предвосхищал пути решения многих проблем нашего поставгустовского и в который уже раз предреформенного часа.
Раздел 8
А. С. Хомяков в культурной памяти России
Н. И. Злыгостева
А. С. Хомяков и почвенническая традиция в русской культуре
В обширнейшем философском наследии А. С. Хомякова особое место занимает историософская публицистика. Проблемы, поднятые в ней, и сегодня живо волнуют и трогают тех, кому не безразлична судьба России. Более того, именно сейчас его размышления о Западе и России, о русской интеллигенции и о ее вине перед русским народом особенно актуальны. Именно славянофилы, прежде всего Хомяков, во многом определяли отношение к этим вопросам в русском обществе и литературе.
В статье «Несколько слов о философическом письме» А. С. Хомяков с горечью пишет о том, что П. Я. Чаадаев прав, утверждая, что наше общество составляет теперь разногласия понятий. Но при этом тот же Чаадаев не замечает, что эти понятия прививаются нашему обществу разномысленными воспитателями.
Хомяков обращает внимание на то, что в начале XIX века тревожило не только русских мыслителей, но и литераторов, а именно: заимствованные «понятия расстраивали нас с нашими собственными».
Чацкий, Онегин, Печорин – олицетворение той части русского юношества, которая была образована «не только в мыслях о Западе, но уже собственно в западных мыслях». Воспитанные вне традиционной строгой морали, без ясных и твердых воззрений, без нравственных убеждений, они становились вечными скитальцами, ищущими в смене идей и впечатлений обретения пусть и временной жизненной цели, но так и не находящими ее.
Трагедию русской интеллигенции Хомяков видит именно в ее беспочвенности, в отрыве от национальной религиозной основы, в бесплодном и разрушительном увлечении западными идеями. Для него, равно как и для К. С. Аксакова, очевидно то, что мы ничего не можем прибавить к общечеловеческому просвещению, если будем заботиться только о том, как нам догнать Европу. «Мы, русские, ничего не сделали для человечества именно потому, что у нас нет, не явилось, по крайней мере, русского воззрения».[928]
Мысли А. С. Хомякова о трагизме русской беспочвенности нашли свое преломление в творчестве очень разных русских писателей: Ф. М. Достоевского и И. С. Тургенева. В тургеневских «Отцах и детях» конфликт Базарова и Кирсанова – это вовсе не конфликт поколений, а столкновение двух идей, противоречащих друг другу. Внешне между ними объединяющего больше, чем разъединяющего: оба западники, оба вполне равнодушны к религии и к своему народу, но они смертельно ненавидят друг друга.