А «Скорая» уже едет (сборник)

Улица Долинная всегда была пятым колесом в телеге, ибо располагалась, вопреки своему названию, в ущелье между двумя низкими горами, разветвляясь у первых номеров домов на многочисленных ручейки с буквами и цифрами в номерах с самой произвольной локализацией. Большинство домов здесь вообще были построены не совсем чтобы легально и, существуя физически, весьма вероятно отсутствовали в соответствующей официальной документации. Поиск адреса здесь – мучение, особенно ночью, когда теоретически наличествующие надписи и таблички с номерами домов скрывала мгла и густые заросли колючего кустарника, которым местные лендлорды заботливо огораживали свои владения от праздношатающихся соседей и надоедливых бригад «Скорой помощи». Да, еще были собаки. Все, разумеется, они не кусались – по крайней мере, так в один голос уверяли все догофилы, делая приглашающие жесты. Сами же четвероногие секьюрити не спешили подтвердить столь поспешные выводы хозяев, скаля клыки и угрожающе рыча. Действительно, на кой заводить собаку, охраняющую дом, если она не кусается? Псы всеми силами стремились подтвердить эту аксиому и доказать свою клыкастую нужность, благо, хозяева совсем не трудились их привязывать. Недавно только на этой же самой улицы такая вот «некусающаяся» гадина цапнула молодую девочку фельдшера за бедро – итогом хозяйского собаколюбия оказался рваный шрам на восемь швов, который абсолютно не красит теперь молодую девочку, если вдруг ей вздумается надеть юбку. Увы, кого колышут мелочные проблемы какой-то там соплячки-фельдшера, когда хозяйка дома, куда был осуществлен вызов, уже тридцать минут умирала от страшного артериального давления 130/90 при котором, как известно, не живут?

– Встречают, Степан Андреевич, – внезапно сказала Ира, толкнув врача в плечо. – Вон, слева!

Действительно, у незамеченного крошечного поворота, почти скрытого кустами, стоял, а теперь быстро приближался высокий мужчина.

– Вижу. Ира, небулайзер и кислород вытаскивай.

Встречающий без приглашения распахнул дверь в кабину.

– М-мать вашу, вы «Скорая» или кто? Час с хреном вас ждем, спасатели гребаные! Если что-то с пацаном…

– Мужчина, давайте так, – перебил врач. – Сначала мы сделаем, что должны, а потом внимательно выслушаем все, что вы хотите сказать. Ругаться сейчас – отнимать время у ребенка. Быстренько – что с ним?

Отец с видимым усилием придавил рвущееся наружу ругательство, видимо, уловив логику в словах Александрова.

– Не знаю, блин, что с ним! Вы врачи, вы и решайте, что! Проснулся, начал кашлять, аж посинел. Дышать тяжело, говорит. Потом вырвало его, вроде полегчало, а сейчас, блин, опять и еще хуже стало!

– Ясно, – Степан выпрыгнул из кабины, забирая у фельдшера «терапию». – Ирина, небулайзер отставить, «хирургию» захвати на всякий случай.

– Небулайзер оставить? – удивилась Ира.

– Оставить, я сказал! – повысил голос врач. – Показывайте дорогу.

Они торопливо миновали кусты остролиста, больно царапнувшего и с треском рванувшего ткань формы, выйдя к шумевшей за кустами небольшой речке, через которую был переброшен висячий мостик из досок.

– Мама дорогая, – вполголоса высказалась фельдшер. – Ну, сейчас поплаваем…

Мост опасно закачался под решительными шагами мужчин, словно соглашаясь с ней. Влажные доски кое-где разболтались и весело гуляли под подошвами, грозя обеспечить водные процедуры внепланового порядка. Ира судорожно прижала к себе матерчатую сумку с кислородным баллоном – две тяжелые укладки нес доктор. Фельдшерам своим тяжести он таскать категорически не разрешал.

Медики миновали короткий кривой проулочек и уперлись в здоровенные ворота, открывшиеся после небрежного нажатия кнопки на пульте встречавшего, который он вытащил из кармана. Впереди ждал замощенный брусчаткой двор и освещенный трехэтажный дом, увитый побегами плюща.

Комната была оклеена розовыми дорогими обоями, профессионально разрисованными играющими медвежатами, зайчатами и лисятами – судя по всему, задумывалась и оформлялась именно как детская. Прохладный ночной ветер, врывавшийся в распахнутое окно, теребил тюлевую занавеску, кое-где уже украшенную следами фломастера и ручки. К занавеске прищепками была прикреплена мокрая простыня, уныло обвисшая и вяло телепавшаяся в такт движениям воздуха. Ну, хоть что-то сделали, уже хорошо… Ребенок, сидящий на кровати, выглядел и впрямь неважно – это было видно даже неспециалисту. Собственно, сидеть он не сидел – он метался, запрокидывая голову, периодически грубо, по-взрослому, лающе кашляя, вырывался из рук испуганной матери, которая, плача, пыталась напоить его горячим молоком из чашки.

– Зайка, ну что ты? Глотни, мой хороший, давай!

Она повернулась на звук шагов входящих.

– Где вас носит? Где вас носит, сволочи?! Вы видите, в каком он состоянии?!