«Да, Лисовский, ты видишь, в каком он состоянии?» – ехидно спросил у невидимого заведующего Степан, со стуком ставя укладки на пол и торопливо сдергивая с шеи фонендоскоп. «Может, объяснишь сейчас родителям, что мы к ним два часа добирались только в связи с воспитательными мероприятиями в адрес врача Александрова, а? Скотина…»
Виртуальный Лис, разумеется, отмолчался, судорожно, как всегда в минуты волнения, потирая призрачные ладошки. Куда ему что-то говорить? Одно дело – видеть заболевание по карте вызова, в приятной тиши собственного кабинета, и уж совсем другое – вот так вот, на вызове, когда уже нереально вспоминать алгоритм, поглядывая в книжку и неторопливо потягивая кофе. Это тебе не на интернов на пятиминутках орать…
– Все-все-все, успокаиваемся все, – громко, отчетливо произнес врач. – Все ваши претензии мы выслушаем потом, когда окажем помощь, ладно? Папа, чайник быстро ставьте и несите таз. Мама, ребенка держим и двигаемся ко мне. Сколько лет ему?
– Три года, два месяца, – всхлипывая, ответила мать, пытаясь прижать к себе сына. Тот снова закашлялся, судорожно, непродуктивно, выдав голосом осиплую руладу.
– Ирина, дексаметазон ноль-три в мышцу, – бросил Александров, вставляя в уши дужки фонендоскопа. – Держите его крепче сейчас.
В легких аускультативно выслушивались единичные сухие хрипы, радостно посвистывавшие в нижних отделах.
– Чем болеет ребенок?
– А?
– Болеет чем, спрашиваю? В легких у него хрипы – они просто так, за пять минут, не появятся.
– Ну… покашливал он неделю, – неуверенно произнесла мама. – И температурил, кажется… сопливил тоже…
– Кажется, – раздраженно сказала Ира, стравливая из шприца воздух. – А то, что лечить болезни надо вовремя, не задумывались?
Александров громко кашлянул, сверкнув глазами. Нашла время нотации читать!
Увидев иглу, ребенок закричал – точнее попытался, потому что тонкое сипение, вырывавшееся у него из горла, никак не напоминало человеческий крик. Носогубный треугольник приобрел зловеще-густой синеватый оттенок, при попытке сделать вдох яростно колебалась яремная ямка и эпигастрий[66]
.– Держите его.
Мама бестолково засуетилась, пытаясь обхватить вырывающегося мальчика, бешено молотящего кулачками и пятками. Врач вздохнул:
– Ладно, давайте я. Иначе до утра провозимся.
Он сильным движением сгреб ребенка, привычно перекинул через колено, сжимая ножки между своими ногами, одной рукой прижал тельце к себе, другой придавил поясницу.
– Ирина, можно.
Фельдшер, торопливо проведя ваткой со спиртом по ягодице, вонзила иголку. Мальчик выдал высокую «петушиную» ноту, после чего дико забился и вырвал прямо на одеяло. После рвоты его ясно полегчало, потому что он после сиплого вдоха громко, хоть и хрипловато еще, заголосил.
– Вот и ладушки, – облегченно произнес врач. Стридор[67]
, который мальчик демонстрировал по прибытии, стал ощутимо тише. – Мама, держите его, чтобы руками не полез к месту укола. И лицо вытрите.Вернулся папа, несущий синий пластмассовый таз и исходящий паром электрический чайник. Степан быстро объяснил, как приготовить горячую ножную ванну, после чего, слегка утихомирившийся ребенок был водружен к маме на колени, ножками по щиколотки утонув в нагретой воде. Врач повертел головой. Ага, на тумбочке неровным строем выстроились флаконы и коробочки – все же мамка лечила упомянутое покашливание с температурой, хотя, конечно, вряд ли по врачебной рекомендации.
– «Зиртек», вижу, стоит – принимали?
Мама кивнула, кутая ребенка в толстое махровое полотенце. Тот все еще демонстрировал инспираторную одышку[68]
, но, что не могло не радовать, в гораздо меньшей степени.– Перенес хорошо?
– Ну… вроде бы да.
– Жалоб на зуд, кашель, высыпания на коже не было?
– Нет, не было.
– Тогда… три года, значит… Ирина, в стакан теплой воды десять капель и дайте выпить ребенку. Кстати, как тебя зовут, попрыгунчик?
– Лёса, – ответил с хрипотцой, недружелюбно поглядывая, пациент. – А ты, дядька, плёхой. Бяка!
– Ну, раз ругаешься, значит – не болеешь, – усмехнулся врач, наблюдая, как неуверенно заулыбались родители.
– А что это с ним было, доктор? – спросил отец, засовывая руки в карманы брюк. Степан слегка улыбнулся. По молодости лет он этот жест воспринимал в штыки, как демонстрацию бескультурья, пока не убедился как-то на собственном примере, что руки туда родителями прячутся только по одной причине – чтобы скрыть дрожь.
– Это у нас называется ложный круп[69]
. Приступ удушья, возникающий из-за отека голосовых связок и подсвязочного пространства.– А почему ложный? – удивленно спросила мама, принимая от Иры стакан с растворенным в воде препаратом.
– Истинный бывает при дифтерии, – пояснил врач. – Там причина удушья немного другая. А ваш круп развился, как я думаю и вряд ли ошибусь, на фоне недолеченной вирус ной инфекции, которая пробралась к вам воздушно-капельным путем и быстренько спустилась вниз.
– Но мы же ему от температуры все давали! Вот, свечи купили…