— Извиняюсь, — снова поклонился я, повернувшись к костру задом. — Уф, хорошо! Но и вы меня поймите — тонуть очень неприятно.
— Кто бы спорил? — тоном парламентера произнес дядя Ермолай. — Но не утонул же? Вон помог тебе Карпыч.
Ага, стало быть у Водяного Хозяина и имя есть. Или только отчество? С этой публикой пойди пойми. Они ведь, скорее всего, сами себя именуют.
— Я гляжу, у тебя ревенка на шее? — миролюбиво обратился ко мне водяник. — Так, для красоты, или хочешь ее по лунной дорожке запустить?
— Хочу, — охотно ответил я. — Сегодня. Аккурат же середина русальной недели.
— Не поплывет этот поясок, — авторитетно заявил Карпыч. — У тебя в нем ревенки-коронки нет, отсюда вижу.
— Чего нет? — насторожился я.
— Середь обычной ревенки раз в пять лет зацветает ревенка-коронка, — пояснил дядя Ермолай. — Стебелек золотистый, а не зеленый, а поверху цветок, что корона трезубая. Ее найти сложно, взять еще труднее. Она орет так, что травник, что нужных слов не знает, оглохнуть может. У него слух через уши с кровью вытекет. Так вот без нее твоему плетению грош цена.
— Да? — опешил я — В книге про это ни слова не было.
Старики дружно рассмеялись, их поддержали русалки.
— Вестимо, не было, — подобрал под себя ноги Карпыч. — Племя людское думает, что все знает, а на деле и понюшки не ведает.
— Так книгу подобные мне писали, — расстроенно сорвал с шеи травяную плетенку я. — А не естествоиспытатели и ботаники.
— А вы что, не люди? — уточнил дядя Ермолай. — Ну да, знаете и видите чуть больше, но суть ваша не меняется. Все спешите, спешите куда-то, вместо того чтобы вокруг внимательно оглядеться.
— И тот, кто до тебя здесь жил, всё спешил, — поддержал его водяник. — Я ему говорил, когда в последний раз виделись — зрю в отражении водном над тобой камень могильный. Плохое вода вещает. Не послушал он меня, и что вышло? Да, а что вышло? Как он сгинул?
— Отравили Захара Петровича, — вздохнул я. — Яд любого свалит, если рядом антидота нет.
— Кого нет? — в один голос спросили старички.
— Чего нет, — пояснил я. — Противоядия. Его не оказалось, зато ваш покорный слуга подвернулся.
— Не самый плохой для тебя случай вышел, парень, — вздернул вверх бороденку водяник. — Ведьмаком стать — не мальков гонять, в этом пользы больше, чем обычным пустоцветом жить. К тому же, слышал я, тебе путь достался хоть и трудный, но зато почетный. Вроде как Ходящий близ Смерти ты.
— А то сам не видишь — рассмеялся дядя Ермолай, показав на Жанну, которая сидела чуть в сторонке, обняв руками колени, и не мигая смотрела на пляшущее пламя костра. — Вон уже спутницей из неушедших обзавелся.
— Так и правильно, — одобрил Карпыч. — С кем ему еще ходить-то? С перевертышем? Или планетника за пазухой носить?
А ведь ему что-то от меня нужно, точно говорю. Не просто так он разговор к моей сущности подвел. И дядя Ермолай в курсе происходящего.
Если ничего особенно экзотического не попросит — пойду навстречу. Много пользы от этого дедка получить можно, спинным мозгом чую.
— Планетника не хочу, — сразу отказался я. — Очень уж это нервная публика.
Рассказывал мне про них Антип недавно вечерком. Домовой вообще оказался кладезем знаний, потому что жил давно, много чего видел, много чего слышал. Нет, совсем уж замшелые, дохристианские времена он не застал, но исправно запоминал в бытность свою домовенком все, что рассказывал его дед, у которого на воспитании он находился. Водится так у домовых — не отец воспитывает молодое поколение, а дед. Не знаю отчего.
Так вот, о планетниках. Крайне неприятные были существа. Они руководили тучами и, отчасти, ветрами. Могли урожай побить градом потехи ради, могли летом снегом поле засыпать. Это если локально, один из них работал. А если они собирались в кучу, то тут умри все живое! Причем не в переносном, а в буквальном смысле. Если верить Антипу, то в «сильно давнее время» именно планетники послужили причиной смерти «дитяток да женки царя-батюшки, что добро правил». По моим прикидкам, речь шла о Борисе Годунове. Если не ошибаюсь, именно многолетний неурожай, связанный с постоянными холодами и дождями, стал первой предпосылкой для недовольства народа его правлением. Еще, кстати, домовой намекал, что не просто так те планетники такую каверзу устроили. Дескать — «заказали» царя-батюшку. Вытащил кто-то эту публику из Нави, где те спокойно дрыхли, и на Годуновых напустил. И был этот кто-то большой мастер-чародей.
Вот такой дворцовый триллер «а-ля рус». Монархи тоже плачут.
Кстати — частично эти планетники по моему ведомству проходят. Они, когда человеческий вид принимают, чаще всего в свежих покойников вселяются, в тех, что с посмертной червоточинкой были. В утопленников, в висельников, в матерей-детоубийц. Это все их клиентура. Душа была черная, стало быть, тело к ней привыкло, отторгать планетника не станет.
Вот и накой мне такое счастье?
— Да его нынче и не сыщешь, планетника, — отмахнулся дядя Ермолай. — Откуда им взяться? В небесах вон железны птицы порхают стаями, где там теперь умоститься?