А. Смолин, ведьмак

— Не, из ведьмаков, — пояснил Карпыч. — Так вот — один из ихних его реку спас. Там речушка-то — всего-ничего, а все одно повадились в нее какую-то дрянь с полей сливать, в аккурат чуть ниже плотины. Рыба кверху пузом плывет вниз по течению, сам он из зеленого желтым стал, что твоя глина. Но — свезло ему, ночью мимо ведьмак на жестянке своей самоходной ехал, из тех, что Воде служат. Остановился, искупался, почуял, что умирает река. Слово за слово, рассказал ему Сазаныч о своей беде.

Никак про Олега речь?

— Ну ведьмак тот его выслушал, похмыкал, да и уехал восвояси. А на следующую ночь Сазаныч сразу трех утопленников заполучил, в аккурат тех самых, что безобразие это и творили. У всех руки-ноги спутаны, и камушек на шею привязан. Чтобы, значит, наверняка.

Точно про Олега. Его стиль, его методы.

— Мужчина, — одобрительно заявила Жанна. — Всегда мне такие нравились! Раз — и нет проблемы. А то все сама, сама…

— Хотел его Сазаныч отблагодарить, да не получилось, — закончил Карпыч. — Уехал ведьмак и даже не попрощался. Вот так-то.

— Вот! — с набитым ртом проговорил я. — А вы удивляетесь, чего мне оплата не нужна. Мы все такие.

Старики дружно рассмеялись. Как видно, что-то вспомнили.

Вообще-то я, конечно, творил глупость несусветную. Нет, смотрелось все красиво, мне разве что только золотых доспехов не хватало и нимба над головой. Смелый и отважный ведьмак Смолин, защитник униженных и оскорбленных.

А по сути — невесть что из себя представляет этот мельник, особенно если учесть то, сколько времени он провалялся вне кладбищенской земли. Да еще и на перекрестке! Я то и дело встречал в книге рецепты, которые на них были подвязаны, из чего можно сделать однозначный вывод — перекрестки не просто место слияния нескольких дорог. Это нечто большее.

У меня же с собой только ведьмачий нож — и всё. Ни огненной смеси, ни зелий. Впрочем, вру. Еще плетенка из ревенки есть. Дефектная и порванная, но все же…

Но, переваривая подобные мысли, я все равно вид старался иметь лихой и беззаботный. Знай дышал ртом, отправляя в него огненно-горячую картошку, которую перед тем обильно посыпал солью.

— Спрашивай, — насытившись, предложил Водяной хозяин. — Да не дури, ведьмак, не дури. Ясно же, что ты потому от награды отказался, что знаний хочешь. Я не в обиде, наоборот даже. Те, кто ум на злато променяли, для меня горсти лягушачьей икры не стоят. Ты — не такой. Потому что можно я тебе расскажу, о чем нельзя — промолчу.

Точно без дяди Ермолая здесь не обошлось. Два дня назад я его о берегинях спрашивал, он еще отговорился, что те лес не особо жаловали, все больше рекам внимание свое уделяли. А потом, похоже, сложил два и два и сейчас снимает два урожая с одной делянки. Вроде как и приятелю добро сделал, и мне. И теперь мы оба ему обязаны.

Впрочем, может это я уже совсем до ручки дошел со своими «кто кому что должен». Это в городе все меряют услугами и деньгами. А дядя Ермолай, возможно, и в уме такого не имел. Просто решил помочь. Просто. Просто так! Какая непривычная фраза: «помочь просто так». Прямо режет слух, честное слово.

В кого мы все превратились, люди?

— Вопросов много, ночи не хватит, — уклончиво сообщил водянику я.

— А ты спроси о том, что на сердце лежит, — предложил тот, напившись воды прямо из ладони.

— Вы о берегинях знаете? — бухнул я напрямки.

— Да кто ж о них не знает? — непритворно изумился Карпыч. — Вон даже мои дурехи, и те про них слышали.

— Неправильно вопрос сформулировал, — признал я. — Давайте так — они на самом деле ушли в Навь, или можно с какой-то из них поговорить?

— Не стали бы они с тобой беседы беседовать, — сказал как отрезал Водный хозяин. — Ты ведьмак, потомок ратников Вещего Князя, а он берегиням был если и не враг, то не друг, это точно. Вещий Князь с клинка жил, кровь лил. Хоть и за наши поля да реки, но кровь. Берегини же добра да света хотели, и более ничего. Потому и ушли за окаем, не смогли видеть то, что люди творят с собой да землей.

— Давно ушли? — быстро спросил я. — Сколько веков назад?

— Я Желану в последний раз видел… Мммм… — Карпыч задумался. — Лет через полста, как француза с наших полей погнали. Где-то так.

— Ну да, — подтвердил Ермолай. — В тот год еще зима сильно долгая была, у тебя лед на реке аж до травника лежал.

— Потому и лежал, — пояснил водяник. — Берегини ушли, природа по ним плакала. Тогда и лето все дождливое было, недород потому случился. А речка моя вдвое против обычного больше стала, даже те луга залила, до которых сроду не доходила.

«Травник» — это старое название месяца мая. Хотя — какая разница, это совершенно непринципиально. Главное — давно все случилось. Сильно давно. Француза гнали в 1812, плюс полста лет… У-у-у-у-у…

Пустышку тянул. Не отыскать теперь следов, как ни бейся.

— Чего опечалился, парень? — поинтересовался Карпыч, чистя новую картофелину. — Плохи новости?

— Невеселы, — подтвердил я. — Насовсем ушли берегини, раз за столько времени никто их больше не видел. Жаль. Вдруг всё же разговорил бы вашу Желану? Я парень молодой, обаятельный, авось и выгорело бы дело.