— Ежели не секрет — чего от нее хотел-то? — водяник уставился на меня.
— Все берегини раньше были сильными чародейками, — не стал скрывать я. — Чуть ли не первыми на этой земле. Значит, многое ведали, много умели. Тех, кто помнит те времена, почти не осталось, а знаний из первых рук очень хочется зачерпнуть.
— Ишь чего захотел! — хихикнул Карпыч. — Смел, смел. Или не знаешь, что в старых чарах силы, власти и смерти поровну намешано? Кто того зелена вина испьет, потом водой жажду в жизни не утолит. Нет, парень, даже если мог бы тебе чего подсказать, не стал бы этого делать. Не совсем ты еще опаскудился, потому не желаю я тебе такой доли. Так что давай лучше я тебе со дна реки чашу золотую с каменьями приволоку. Отменной работы чаша, в незапамятные времена сработана. Старое злато! В нем, если ты не знаешь, великая сила есть. Иные зелья, в такой посудине поплескавшись, ох какую мощь набирать станут!
Ну да, читал я что-то такое в книге. Мастера-ковали дохристианских времен, отливая такие предметы, часто над ними заклинания читали, предавая своим творениям особую силу. По нашим временам — предрассудки, но ковали-то в это верили. А вера часто творит чудеса.
— Давайте, — немедленно пискнул Родька. — Несите!
— Я бы тоже глянула, — призналась Жанна. — Люблю старинные штучки! И золото люблю!
Темнит старик. Руку на отсечение даю — темнит. Не скажу точно, в чем именно, но есть у него за душой нечто, мне очень нужное. Может, это знания, может — какая вещь. Причем не обязательно эта неизвестная величина связана именно с берегинями.
Но давить нельзя. Так что сначала мельник.
Ну и чаша. Отказываться нельзя, такой ход будет выглядеть откровенно неискренним. Да и хотелось бы такую цацу в коллекцию диковинок заполучить. Нужная штука!
А все-таки очень обидно, что мне не удастся забраться в закрома этих древних хранительниц. До чертиков обидно. Понятно, что я сам себе за эти дни навыдумывал разного, но…
Вывод — нефиг сочинять мечты! Надо стоять на твердой земле обеими ногами. Как Слава Раз и Слава Два.
— Чашу не просил, вы сами предложили, — встал с пенька я и отряхнул почти высохшие колени. — Только тогда уж прежде дело, а там разберемся — будет мне ее за что дарить, или нет. Полночь на носу, пошли, что ли?
— А и пошли, — согласился Карпыч, поднимаясь с бревнышка. — Филин скоро гукнет, стало быть и гость незваный, нежеланный вот-вот пожалует. Ермолай, ты с нами?
Глава девятая
— А кубок тяжелый? — пытал Родька Карпыча по дороге. — Камушков много? Они красные, синие или зеленые?
— Тебе-то какая разница? — поинтересовался у него водяник утомленно. — Не твой он, а хозяина твоего.
— Это одно и то же, — заявил вконец обнаглевший слуга, после чего покатился по траве, в очередной раз словив отменно прицельный пинок, который отвесил ему дядя Ермолай. — Чего? Так оно от начала времен заведено!
— Ты еще про Покон скажи, — посоветовал я ему, даже и не подумав сообщить лесовику, что не стоит пинать чужую собственность, а, наоборот, благодарно на него глянув. — Ох, приятель, отдам я тебя на перевоспитание к Славе Два, точно отдам.
— Не надо, — пискнул, поднимаясь с земли мохнатик, несомненно, напуганный серьезностью моего тона. — Всё, я молчу! Только пусть она смеяться прекратит!
Жанна, глядя на всё это, покатывалась со смеху, что здорово задело тщеславного Родиона.
— И не подумаю, — сообщила ему девушка. — Вот еще!
За разговорами и всем таким прочим мы довольно быстро добрались до места, о котором говорил Водяной хозяин. Никакого строения там, понятное дело, уже и в помине не было, разве что торчал из воды различимый даже сейчас, ночью, черный от времени невысокий деревянный столб.
— Вот мельница, она уж развалилась, — пробормотал я застрявшие с детства в голове строки Пушкина.
— А вон и мельник, — ткнул коготком в темную фигуру, стоящую на берегу Родька.
— Он и есть, — подтвердил Карпыч. — Аккурат над моим любимым омутом стоит. Знает, паразит, где я живу.
— Пусти-и-и! — донесся до нас исполненный страданиями стон. — Дай покою! Нет мне места на земле-е-е!
— Ну да, слушай я такое каждую ночь, тоже бы волком взвыл — произнес дядя Ермолай — Тут никаких чаш не пожалеешь.
Фигура билась на берегу точно в конвульсиях, кулаки мертвого мельника ударяли по невидимой стене, не в состоянии ее проломить.
— Давай, ведьмак, — подбодрил меня Карпыч. — Покажи свое мастерство! Да, если что — я его долги все прощаю, в том перед Луной клянусь!
— Услышано, — веско произнес дядя Ермолай.
Глядя на исполинскую фигуру призрака, мне мои собственные недавние мысли о том, что водянику точно следует помочь, начали казаться не столь разумными. Вон этот нелюдь здоровый какой! И привычной мне синевы, сопровождающей неупокоенные души, там не наблюдалось, чернота одна.