А ты придешь к тому дереву? (СИ)

Горло Эйдана сдавило от боли. «Неважно, насколько сильно ты любишь, все забывается» – подумал он. Он знал это по собственному опыту. Эйдан души не чаял в своей бабушке, но она умерла, когда ему было тринадцать. Теперь же он помнил только несколько ее песен, голубое платье, запах лаванды и смутное ощущение тепла и заботы. Он даже не мог вспомнить цвет ее глаз. Через десять лет Дин станет для него лишь именем, символом потерянной любви со светлыми волосами и голубыми глазами. Эйдан всегда будет знать, что тот был самым прекрасным человеком в мире, но уже не сможет объяснить, почему.

Он переложил еще несколько листов со стихами и эскизами. Каждый из них воскрешал в памяти мгновения их любви, мимолетные ласки, поцелуи, яркий блеск глаз. Внезапно, внимание Эйдана привлек старый пожелтевший и помятый конверт, спрятанный между двумя пейзажными эскизами. Он никогда его прежде не видел. Внутри оказались несколько сложенных листов. Эйдан развернул один – это тоже был рисунок, но автором его был не Дин. Юноша немедленно узнал собственные наброски, которые отправлял другу, пока тот служил в армии.

– Узнаю стиль, – произнес Армитэдж. – Это ведь ты рисовал?

Мужчина вспомнил, как писал на конвертах адрес форта, когда его ученик еще не умел писать сам.

– Да, – выдохнул Эйдан. – Он все их сохранил…

Он развернул еще десять рисунков. Он не видел их с тех пор, как отправлял эти письма почти тринадцать лет назад, и был в шоке, что его возлюбленный действительно хранил его жалкие потуги на рисование все эти годы.

– Я сделаю нам чаю, – вздохнул мистер Армитэдж и отправился ставить чайник.

Эйдан машинально кивнул, почти не слыша слов. Он вдруг заметил кое-что интересное. На обратной стороне рисунка восемнадцатилетний солдат Дин О’Горман записал несколько своих мыслей.

Солдаты из моей казармы часто болтают о девушках. О тех, которых любят, и тех, с которыми хотят просто переспать. Меня спросили, ждет ли меня дома красотка. Девушки у меня нет, так что я придумал очаровательную горничную с черными кудрями, прекрасными карими глазами и яркой улыбкой. Кажется, мне поверили. Правда, когда меня спросили, большая ли у нее грудь, я не знал, что ответить. Я смутился, а потом сказал, что не очень, зато плечи очень красивые. Я сказал, что ее зовут Эйда. Вчера, Хантер спросил, женюсь ли я на ней, когда вернусь. Я сказал, что хотел бы, но вряд ли наши родители позволят это.

Эйдан невольно улыбнулся. Раньше он, пожалуй бы, взбесился, если бы Дин говорил о нем, как о девушке. Он не хотел быть малаком. Возможно, именно поэтому возлюбленный никогда ему не рассказывал об этой истории. Но теперь Эйдан понимал его. В то время совсем молодой Дин был влюблен в мальчишку, не зная, как тот ответит на его чувства. Он был вынужден в одиночку нести груз запретной любви. Вероятно, ему пришлось очень нелегко выживать и отвоевывать свое место в военной среде.

Теперь же Эйдан не имел ничего против этого. Более того, он был рад и горд тем, что когда-то невольно стал этой Эйдой. Он тепло улыбнулся и провел кончиками пальцев по листку бумаги так, будто это была кожа возлюбленного, так, будто он мог коснуться Дина через эти невинные слова, написанные более десятилетия назад. В первые годы их отношений, Эйдан временами задумывался, насколько все было бы проще, если бы один из них родился девушкой. Ответ на этот вопрос он получил во время поездки в поместье Эдкинсов. Если бы половая принадлежность не разлучила его с Дином, это сделал бы социальный статус.

Он просмотрел остальные листки в конверте, когда заметил одну новую деталь. Один из корней старого дуба сильно выпирал из земли, и Эйдан, стремясь добиться реализма (и впечатлить друга) на каждом рисунке прорисовывал его с особым тщанием. Кто-то, вероятнее всего Дин, добавил маленький красный крестик рядом с этим корнем на каждом рисунке. Эйдан догадался, что это было своего рода послание для него.

Мистер Армитэдж вернулся с двумя чашками чая. Завидев его, Эйдан быстро сложил листы в конверт и спрятал его во внутренний карман.

– Спасибо, – тихо поблагодарил он, принимая чашку из рук книготорговца.

Сделав небольшой глоток горячей жидкости, он отставил ее в сторону и вновь сосредоточился на содержимом папки. Мистер Армитэдж присел рядом, безмолвно наблюдая, как Эйдан пролистывает годы своих воспоминаний. С каждым листом перед его глазами пролетала жизнь Дина. Это было прекрасно и ужасно одновременное.

Наконец, он добрался до конца, и его сердце пропустило удар. Внизу листа стояла дата. 26 октября 1707 года. За три дня до ареста Дина.

Книготорговец в изумлении приподнялся со стула и наклонился, чтобы получше рассмотреть рисунок.

Молитвы Эйдана были услышаны. Это был портрет Дина. Единственный… но, в тоже время, это нельзя было назвать автопортретом. Светловолосому художнику уже случалось работать на исторические темы. Эйдан помнил, что он рисовал несколько кораблей в бушующем море во славу победы над Испанской армадой. Но он никогда не видел, чтобы Дин рисовал что-то на религиозную тематику.